Проксима созвездия Лжи - Аркадий Гендер Страница 19

— Нет, что ты! — начал возражать Федор, борясь с пробкой, но Катя перебила его.

— Да ладно, брось, годы нас не красят. В упорной борьбе женщины с возрастом последний всегда выходит победителем. Наш удел после тридцати — увядание, а мне в этом году — тридцать пять. Это вы, мужики, не стареете, а матереете, как хороший коньяк в бочке, становитесь только импозантнее. Вот ты на самом деле прекрасно выглядишь. Я и сейчас, как тогда, не задумываясь, влюбилась бы в тебя. Господи, вот ведь, кулема такая, сижу, лясы точу, а мужик-то некормлен! Вот что значит — привычки нет.

И — подхватилась, принялась накладывать еду Федору в тарелку. Федор справился, наконец, с бутылочной пробкой и принялся наливать в высокие лафитники густую, тянущуюся водку, — Кате полрюмки, себе — побольше. Он улыбался про себя, замечая в Кате новые, незнакомые ему раньше черты. Она была другая, взрослая, зрелая, даже немножко баба, но это не портило ее, а только добавляло всему удивительный привкус домашности. А Катина мимолетная ремарка о непривычке «мужика кормить», безошибочно подтверждаемая отсутствием в прихожей тапок большого размера, была приятнее всего.

— Ну, за встречу! — подняла рюмку Катя. — Я почему-то всегда была уверена, что увижу тебя снова, но последние пару лет эта уверенность как-то пошатнулась. Рада, что хоть в этом интуиция меня не подвела!

Они чокнулись. Катя зажмурилась и по-мужски залпом опрокинула стопку, проглотила, пару секунд сидела так и только потом открыла глаза. Федор подумал, что впервые видит, как Катя пьет водку, усмехнулся и выцедил свою через зубы, ощущая, как духмяная влага потекла в тело. Подождал чуть, пока не пошла теплая волна от выпитого, и только тогда захрустел пряным соленым огурцом.

— Мне пока хватит, а ты давай, наливай себе еще, да поешь, как следует, — улыбнулась Катя. — А потом уже поговорим.

Федора не надо было упрашивать. Он выпил еще рюмку, закусил разваристой картошечкой, потом махнул еще под ломоть сочного мяса. Лицо загорелось, тонко зазвенело в ушах, по телу пошла легкость. Катя, подперев щеку рукой, смотрела, как он ест и пьет, и глаза у нее были счастливые-счастливые.

— Можно, я закурю? — спросила она, когда Федор, насытившись, отодвинул от себя тарелку.

— Ты у себя дома! — воскликнул Федор. — Делай, что хочешь! Но ты же прежде не курила?

— Да я и сейчас не курю, — ответила Катя, доставая из шкафчика сигареты, зажигалку и пепельницу, — так, балуюсь, когда выпью. А пью я редко, только когда совсем хреново. Или уж с радости, как сегодня.

Она вынула из пачки тонкую сигарету, Федор галантно поднес ей зажигалку. Катя выпустила тонкой струйкой дым к потолку, затянулась еще.

— Вот, теперь совсем хорошо! — улыбнулась она, и ее в глазах зажглись лучики. — Ну, теперь давай, Федечка, рассказывай, что привело тебя ко мне. Хотя почему-то мне кажется, что причина не та, о какой я мечтала все эти годы.

Ее глаза снова погрустнели. Федор с оттенком вежливого сожаления посмеялся невеселой шутке и принялся рассказывать. Рассказ получился коротким. Через десять минут Катя пожал плечами и сказала, смешно выпятив нижнюю губу:

— Что ж, все ясно. Ты можешь жить здесь столько, сколько тебе потребуется. Или сколько захочешь. Проблема только в том, что спальное место у меня одно. Я выбросила кровать, на которой умирала мама, не могла ее видеть, все время ревела. Конечно, завтра можно купить раскладушку, но вот сегодня тебе придется спать или в кресле, или со мной на софе. Какой выбор подскажут тебе твои морально-этические устои?

— Да что той ночи осталось? — поддержал шутку Федор, указывая на часы. — На стуле можно скоротать!

— Тогда уж — здесь, на кухне, — подхватила Катя и весело махнула рукой. — Наливай!

Они выпили еще, потек разговор. Федор рассказал про себя, потом настал черед Кати. Выяснилось, что после института она устроилась было по специальности, но тему в НИИ прикрыли, она перебивалась случайными заработками, и вот уже пять лет сидит в круглосуточном обменном пункте валюты при одном из банков. Работой ее в банке довольны, и буквально на днях повысили из простых кассиров в контролеры. Теперь и зарплата побольше, и изматывающих ночных смен нет. Ну, а как у Федора складывается с Ириной? Любовь, дети?

— Любовь, дети, — закивал головой Федор, ловя себя на том, что в первой составляющей вопроса он с некоторых пор не совсем уверен. — Дочка Полина, шесть лет.

— Дочка, шесть лет! — мечтательно протянула Катя, глядя куда-то поверх Федора. — Наши дети могли бы быть сейчас совсем уже большими.

Слезы закапали у нее из глаз. Катя смахнула их и, неловко выворачивая руку, налила себе еще из бутылки. Она захмелела, хлопала, как сова, глазами, и часто курила

— А ты… ты так и не вышла замуж? — задал нелепейший вопрос об очевидном Федор, чтобы хоть как-то отвлечь Катю от грустных мыслей.

— Замуж? — воскликнула Катя, и ее брови изумленно взлетели вверх. — Я не только, Федечка, замуж не вышла, в этой квартире мужик последний раз был года четыре назад, и тот сантехник, кран чинил!

— Как же это возможно-то? — отвисла челюсть у Федора. — Физически, я имею в виду?

— Вспомнил наши с тобой вахты в постели? — заулыбалась Катя. — Видимо, такая я могла быть только с тобой. У меня ведь до тебя было двое, и после — полтора, и ни с кем — ничего подобного. А другого мне и не надо. А физическое желание, не будучи востребованным, со временем засыхает и отмирает, как ненужный рудимент. Я называю это сублимацией либидо.

Они посмеялись определению и посмотрели друг на друга. Водка кончилась, темы для разговора были исчерпаны, и продолжения им не было. Обоюдная и совершенно искренняя радость встречи не могла отменить завтрашнего, вернее, уже давно сегодняшнего утра со всеми его заботами. Нужно было ложиться спать.

— Пойду, постелю тебе твое кресло, — улыбнулась Катя, вставая. — Мне завтра не с утра, да еще посуду надо перемыть, а ты ложись, постарайся поспать.

Федор, сидевший на табуретке прямо в дверях миниатюрной кухонки, вскочил, чтобы пропустить Катю, но как ни втягивал он живот, на секунду они оказались притиснутыми друг к другу. Катин халатик предательски приоткрылся, и из его выреза Федору плеснула в глаза ее крепкая, совсем не увядшая грудь. Словно высокое напряжение загудело в голове Федора, сконцентрировалось где-то в области затылка и разрядом тока прошило его до самых чресл. Его ладони сами собой оказались на ее бедрах. Катя коротко ахнула, приникла к Федору всем телом, и только подбородок задрала верх, подставляя для поцелуя приоткрытый рот. Федор впился в него губами, ворвался языком между полированных жемчужин зубов. Такое забытое ощущение, как будто пьешь нектар богов, вновь наполнило его, и в нем мгновенно утонули все проблемы и обязательства, еще минуту назад представлявшиеся Федору такими важными и незыблемыми.

— Ой, Федечка, все, не надо, а то я сейчас с ума сойду! — жарко зашептала Катя, разрывая поцелуй. — Оно, видать, не совсем еще сублимировалось!