Боулинг-79 - Анна и Сергей Литвиновы Страница 19

– Ах, да. Тогда, может, на площади Ногина? У памятника Героям Плевны?

– Да… Можно…

– В пять часов? – уточнил он. – На Ногина? У Плевны?

– Договорились.

– Что ж, я буду ждать. Очень.

– А у вас есть, на всякий случай, домашний телефон? – явно не без умысла – проверить, москвич он или нет – спросила она.

– К счастью, нет.

– Ах, да, – улыбнулась она, – ведь вы живете близ Асуанской плотины.

И повесила трубку. Последнее слово осталось за ней.

Но все равно Валерка был просто счастлив. Она – согласилась! Он договорился с красивой девушкой о свидании!

Он выскочил из телефонной будки и чуть не вприпрыжку понесся домой – в общагу.

* * *

Вова ждал его в комнате.

– Ну? – строго спросил он, отрываясь от журнала «Новый мир».

– Да! – выкрикнул Валерка.

– Когда и где?

– Сегодня. В пять. У памятника героям девственной плевы.

– Что ж, поздравляю. Но вы отдаете себе отчет, сэр, что это лишь первый шаг на длинном и тернистом пути покорения девичьего сердца?

– Отдаю, отдаю. Сэр!.. Слушай, ты мне не дашь на сегодня свою джинсовку?

– Она ж тебе велика.

– Ничего. Я застегивать не буду. Сегодня тепло.

– Бери, – пожал плечами Володя и углубился в журнал. Спустя минуту он оторвался и спросил: – Слушай, а «щелкунчик» – это кто?

Володя штудировал уже читанный Валеркой только что вышедший роман Катаева «Алмазный мой венец». Одно из удовольствий от книги заключалось в том, чтобы расшифровывать, кого из своих великих друзей имел в виду живой классик под выдуманными им именами-кличками. Командор – ясное дело, Маяковский; королевич – Есенин; брат – естественно, Евгений Петров; друг – Илья Ильф…

– Щелкунчик – это Мандельштам, – весомо ответил Валерка.

Когда дело касалось литературы и других изящных искусств, его авторитет в глазах друга был неоспорим.

– А-а, – снова погрузился в журнал приятель.

– Слушай, куда мне ее вести? – спросил у него Валерка.

Ему ужасно хотелось поговорить о своей новой любви.

– Своди ее на Солдатку, а потом тащи прямо в общагу. Я переночую в сто восьмой.

– Идиот!

– А зачем ты дурацкие вопросы задаешь?

– Нет, правда, куда?

Приятель оторвался от журнала и произнес назидательно:

– Знаешь ли ты, Валерочка, что столица нашей Родины, город-герой Москва является крупнейшим культурно-историческим центром Советского Союза? Каждый день здесь гостеприимно распахивают свои двери сорок семь музеев и выставочных залов, тридцать пять театров, сто двадцать три кинотеатра! Москвичи и гости столицы с трепетом осматривают святыни древнего Кремля. Затаив дыхание, входят в Мавзолей, чтобы раззявить хавальники на чучело вождя мирового пролетариата. Потом, насмотревшись на мумию, они возносятся скоростными лифтами на Останкинскую телебашню или погружаются в бассейн «Москва», лезут на колесо обозрения в Парке культуры имени Отдыха и спускаются в просторные, светлые вестибюли столичного метро…

– Н-да? И что? Нам в ЦПКиО идти? На метро кататься?

Словно не слыша его реплики, Володя продолжал тоном экскурсовода:

– А вечером зажигают свои уютные огни сотни ресторанов, кафе, просто баров и пивных, где москвичи и гости столицы могут культурно провести вечер за чашечкой кофе и стаканчиком компота из сухофруктов…

– Не хочу я в ресторан, – нахмурился Валерка. – Вчера ресторан, сегодня ресторан. Что она обо мне подумает?

– Что ты богатый (или, по крайней мере, хорошо обеспеченный) человек – каковым теперь, после находки кошелька, ты и являешься.

– Нет, ну ресторан – может, потом… – стал размышлять, словно про себя, Валера. – А лучше, конечно, кафе «Космос» на Горького. Или «Молодежное»… Но ведь туда фиг попадешь… Сегодня суббота…

– Дашь швейцару рупь – и попадешь.

– Да не умею я швейцарам рубли давать!..

– Давать взятки, юноша, надо учиться. Иначе как вы будете дальше жить в первом в мире королевстве рабочих и крестьян?

– Ничего, обойдусь. Выживу как-нибудь.

Глубочайшее заблуждение. На швейцарах, деточка, надо тренироваться, пока имеется такая возможность. Чтобы потом уже оттачивать свое мастерство на директорах магазинов и товароведах; на работниках загсов, чтобы зарегистрировали ваш брак побыстрее да в удобное время; на врачах роддомов, чтобы жену твою и ребенка не уморили; на нянечках в яслях и воспитательницах в детсадах. Человек, не умеющий давать взятки, в Советской стране обречен. И если ты не сумеешь продемонстрировать этого искусства, твоя Лилея или Лилия уйдет от тебя. И будет права.

– Какой ты бред несешь! Тошно слушать!

– Это, юноша, не бред, а наша социалистическая действительность. Наш развитой, реальный социализм. Дай рубль швейцару – и ты немедленно получишь место с видом на Пешков-стрит, на мерцающие всполохи реклам главного бродвея страны. И улыбающаяся официантка будет вам подавать «шампань-коблер»… Не дашь – проторчишь со своей Лилией у входа в заведение, на ледяном ветру, а потом поведешь ее в первый попавшийся подъезд, где вы станете глотать из горла портвейн «Кавказ».

– Не будет этого! – решительно воскликнул Валерка.

– Чего? – холодно поинтересовался Володя. – Портвейна или коблера?

– Ни того ни другого!.. Для начала я хочу обеспечить девушке культурную программу. Она не должна думать обо мне, как о каком-нибудь пропойце или гуляке!

– А!

Володя привстал с койки и принялся пристально, словно энтомолог таракана, рассматривать друга.

– Ты хочешь, для начала, продемонстрировать девушке все богатства своей души. Рудники, так сказать, свои серебряные. Золотые свои россыпи.

– Можно судить и так, – с аффектированной гордостью заявил Валерий.

– Что ж, пока вы будете следовать от памятника девственной плеве до ближайшего ресторана – какой там ближайший?.. «Будапешт», если я не ошибаюсь? Или «Берлин»?.. Итак, пока ты будешь волочить Лилию в заведение, ты вполне успеешь прочитать ей весь свой репертуар. Что там у тебя в загашнике? «Свеча горела на столе…» «Послушайте, ведь если звезды зажигают…» «Мама, мама, я очень и очень болен…» А, да, еще главный хит: «Среди миров, в мерцании светил…»

– Ты пошляк и циник, – с презрением проговорил Валерка. – И говорить я с тобой не желаю.

– Не желаешь? Что ж, тогда я умолкаю. Но помни, что ты первый меня спросил. Между прочим, спросил совета. И я тебе его по-дружески попытался дать.