Дитя платонической любви - Маргарита Южина Страница 19

– …«Сюрприз для коровы»! Мам, сбрось немедленно икебану с начеса! Кого ты собралась горошить? Зачем?

– Затем! – топнула ножкой маменька. – Завтра я приду к родственникам Радько Ирины Алексеевны и проведу с ними допрос. Но чтобы они никак не смогли прийти в себя и придумать мне красивую легенду, их обязательно требуется огорошить.

– И где ты возьмешь их адрес?

– Но ты же догадался взять координаты… господи! Ну как же его зовут… Антон! Это же он муж твоей невесты? Ты же взял его телефон? Или я в тебе ошиблась?

– Взял… но я сам хотел…

– Чего уж ты там хотел. Я навещу, не беспокойся. А уж они-то меня и просветят! И все же, что мне нацепить на голову?

Над этим вопросом Олимпиада Петровна думала всю ночь. А утром решила поразить их не внешностью, а внутренностями, то есть умом.

Дуся же прямиком направился в роддом, его толкал азарт детектива. Поэтому про свое рабочее место он благополучно забыл, а прочно застрял возле охранника дяди Юры.

Юрий Иванович Ляхов, или дядя Юра, был мужчиной лет семидесяти, имел сорок пять килограммов живого веса и звонкий, женский голос. Его широкую душу разъедали две страсти – пиво и женщины. После ухода на пенсию он, ни минуты не сомневаясь, направил свои стопы в сие благородное заведение, дабы охранять покой дам и без помех потягивать пивко в ночную смену. Жена дяди Юры про страсти супруга ведала. А потому регулярно навещала его каждую ночь, которую выпадало тому дежурить. В дневные смены дядя Юра грустил. К пиву доступ был категорически закрыт, а женщины метались между процедурами и кормлением.

– Дядя Юра, я к вам! – обрадовал сторожа Дуся. – Поговорить требуется.

– Не видишь разве, печалюсь я? Я на мажорный лад настроенный, не видишь, что ли? Потому как на посту! – отвел грустные глаза охранник. – Чуть ли не у знамени нахожусь, а тебе лишь бы языком чесать! Не положено мне отвлекаться. Я и так через эти разговоры коникстювит на глаза схлопотал! А все через нервные окончания!

– Конъюнктивит? А мне главный говорил, что это не через нервы передается.

– Много твой главный знает! Стыд – это нервный продукт, так? От стыда глаза у меня красные, так? Значит – коникстювит! И через нервы! Прям на людей смотреть стыдно! И ведь без вины виноватый, а как наседают! Наська и вовсе поедом жрет, аскарида. А сама проспала все на свете! А я только и делал, что на благо наших матушек трудился! – жаловался мужичок. – У тебя пиво есть? Эх, захлебал бы горе!

– Ты, дядь Юра, рассказывай, а я, может быть, имя твое честное защитю! – выгнул грудь коромыслом Дуся.

Сторож не стал кривляться. Уселся на стульчике поближе к Дусе и принялся излагать.

– Вот спроси меня – с чего началось-то?

– С чего, дядь Юра?

– Дурацкий вопрос! Ни с чего! – вдруг вызверился сторож и устало продолжал: – Нормальное дежурство намечалось. Все тихо, спокойно, даже романтично! Я уже и телик настроил на ночную программу, там, бывает, такие страстные эпизоды показывают, по всей коже букашки бегают! Ну и вот. Только я прилег, значит, прибегает ко мне Настя. «Вы, грит, дядя Юра, все равно спать не должны, так что присмотрите за моими детишками. Если услышите рев дикий, прибегите, меня под бок толкните. А то, грит, я если усну, никакая собака не разбудит». Ну и побежала спать. А я, значит, вдвойне бдительнее сделался. Сам телик смотрю, а у самого все мысли о работе. А тут еще новенькую медсестру бог послал. Прямо прошлась, как лодка моторная – вся белая, и халат на ней, как парус!

– И ноги кривые? – насторожился Дуся.

– Не, нормальные ноги. Только у нее колготки такие… ну, кривые будто бы, все в такой узор изломанный. И, значит, прошла, а я ей еще крикнул: «И кто это тебя, касаточка, к нам заслал?» Она так на меня глянула, так еще наклонилась бессовестно и с хитрой такой улыбочкой мяукает: «Сам вы, дедушка, засланец!» – и поскакала на второй этаж.

– Так прямо и сказала «засланец»? – не поверил Дуся.

– Так я чего – врать буду, что ли? Самому обидно.

Мужичок от такого недоверия даже закурил.

– А чего за ней не побежал? – тормошил его Дуся.

– Хотел побежать. Хотел. Но забоялся. Ты ж знаешь мою кикимору! Ну, в смысле, жену мою! Ведь она, например, всегда в самый неподходящий момент возникает! И как только пробирается? Я, значит, уселся снова перед телевизором, а у самого все так и просится на второй-то этаж. И тут слышу – хорошо что не ушел, моя откуда-то лезет.

– А чего это ваша жена не в двери?

– Она ж знает, я двери ей ни в жисть не открою! Что она – роженица какая, чтобы ее ночью в роддом пускать? Вот и ищет пути обходные. А я потом эти пути заколачиваю. Тут вот, например, только заколотил, так ведь нет, слышу, опять где-то кряхтит. Значит, новый путь отыскала. Пошел искать и точно – на лестнице с черного хода дыра – бычок трехлетка пролезет! И возле той дыры чья-то корма женская торчит. Застряла, значит, бедняжка моя супружница. Я думаю – сейчас подкрадусь и ка-а-ак рявкну в ухо, может, оглохнет хоть немножко. Подкрадываюсь, только в легкие воздуха набрал, глядь, а это и не моя вовсе! Это у нас на сохранении лежит одна. Давненько уже отдыхает, да вот, видно, по мужу соскучилась, решила в самоволку сбежать. Да вот незадача – застряла. Ну я здесь-то кричать не стал, что ж я, не понимаю! Наоборот, приладился, в седалище ей уперся и значит, по всем правилам, толкаю. Осторожненько, чтобы здоровью вред не нанести. И уже вроде как на лад дело пошло – протискивается дамочка-то! А тут, как на грех, и моя сирена взвыла! Откуда ее черт пригнал, ведь все же дырки, кажется, заколотил!! Дамочка ногами от нервности дрыгает, а обратно просочиться уже не в состоянии. «Ой, – кричит, – вы мне фигуру помяли! Куда, – грит, – вы меня выталкиваете, когда я вовсе даже обратно лезу!» А моя оглобля подскочила, рот растопырила: «Отпусти, – орет, – ее места деликатные! Надо же – весь тыл у женщины руками исщупал! И какая только дура, – кричит, – к тебе задом догадалась застрять!» Ну и чего? Ты ж должен понимать, какая там заваруха поднялась. У меня, например, потом часа три щеки горели, будто на них блины жарили.

– Да чего уж так стыдом казниться?

– Каким стыдом! Сначала моя анафема меня по морде лица приложила, а потом и та дамочка разохотилась. А в конце концов пока мы там в Тянитолкая играли, у нас еще и мамашу куда-то утащили! Ну невезуха и все тут! Да еще и дитёнка… Вот дитёнка мне жальче всего… сам-то за себя не постоит.

– И женщину тоже, говорят, сонную утянули. Сонная ведь тоже сильно руками не намашет, – напомнил Дуся.

– Так она ж проснуться может! Я б, например, и не спал бы вовсе, если б меня куда транспортировать взялись!

Дуся тяжело вздохнул. Ирина бы тоже по доброй воле не дрыхла. Тут все продумано было.

– Спал бы, – успокоил он сторожа. – Укол бы воткнули, и спал бы.

– А ты откуда знаешь, что ей воткнули? А… Так это ж… это ж твоя жена? – испуганно прикрыл рот сторож. – И ты, значит, меня казнить пришел…