Имя убийцы - Фридрих Незнанский Страница 19

— Виктор Петрович, мне нужна Оксана Дмитриевна. Нельзя решить?

— Конечно, — распахнул дверь прокурор, — сей момент. Я отправил ее в архив, сейчас она поднимется.

— Господи, кто придумал эти туфли на высоком каблуке… — сетовала Оксана, возникая в кабинете Рябцева. Турецкий сидел за столом с непробиваемо официальной миной, показал ей на стул. Женщина села, стала растирать лодыжку. Загонял ее прокурор.

— Туфли на высоком каблуке придумала женщина, которую все время целовали в лоб. Не возражаете, Оксана, если вы будете первой, с кем мы начнем наши светские беседы?

— Ради бога, — женщина пожала плечами. — Но не думаю, что сообщу вам что-то новое и сногсшибательное. Впрочем, воля ваша, спрашивайте.

Он смотрел на нее, оценивая кругленькое скуластое лицо с остреньким подбородком и смешными щечками. Брови она выщипывала весьма оригинально — тонкие ниточки полумесяцами возвышались над глазами, придавая верхней половине лица какой-то неуловимо восточный облик. Строгое синее платье, фигурные икры в колготках телесного цвета, над талией неплохо бы поработать. Зачем она таскает на работе эти лодочки с иглообразными шпильками?

— Извините, Александр Борисович… вас ведь так зовут? — Девушка нетерпеливо заерзала. — Вы все молчите и молчите. А меня работа, между прочим, заждалась.

— Придется потерпеть вашей работе, Оксана Дмитриевна. Не знаю, как у вас, а у меня порой молчание неплохо сочетается с работой. Я ознакомился с протоколами бесед прокурорских работников с сотрудниками милиции и открыл для себя неожиданную вещь. Оказывается, вы несколько минут сидели практически рядом с потерпевшим и…

— И ни о чем не знала. — Оксана сделала большие глаза. — Ужас какой. Как вспомню, так снова орать тянет. Эту печальную историю я уже рассказывала несколько раз.

— Расскажите в последний. А я послушаю. У вас такой приятный голос.

Она вздрогнула, посмотрела на него как-то несмело, уткнула глаза в пол и начала повествовать. Эту историю она могла произносить уже со сцены, потому что вызубрила наизусть. Не такая уж она впечатлительная и слабовольная, как может показаться, просто эти трупы… В половине девятого утра, когда Оксана уже накрасилась, подготовила для работы канцелярские принадлежности, включила компьютер, из кабинета выглянул непосредственный шеф и отправил работать к Рябцеву — именно в это помещение, где она сейчас находится. Нужно было извлечь из компьютера следователя все материалы, касающиеся махинаций на мясоперерабатывающем заводе. Этим делом Рябцев занимался полтора года, накопил кучу бумаг и файлов, поэтому Оксана застряла надолго. Примерно в восемь сорок заглянула следователь Шеховцова, спросила, что Оксана тут делает. Она объяснила. Та спросила, где прокурор. Она сказала, что был на месте. Та ответила, что его нет на месте — в приемной пусто, у прокурора — только рыбки. Оксана сказала, что она не виновата. Следователь Шеховцова фыркнула и сказала, что будет у себя — наверху. В восемь сорок пять заглянул помощник прокурора Лопатников и тоже поинтересовался местонахождением прокурора. История повторилась. Лопатников посетовал, что прокурор ему нужен до зарезу и испарился. Потом возник вновь и рассказал новый анекдот. Идет маршрутка по городу, в салоне пассажиры, бабушка с авоськой, шофер веселый. Маршрутка подпрыгивает на ухабе, у бабушки что-то вываливается из авоськи, шофер в шутку замечает: «Что упало — все мое». Бабушка тоже не промах, парирует: «Ты, сынок, езжай поаккуратнее, а то я сейчас тоже упаду и буду вся твоя». Нормальный анекдот, подумал Турецкий, только я его слышал, кажется, в позапрошлом году. В восемь пятьдесят Оксана вышла покурить (имеется у нее такая пагубная привычка), прошла к западной лестнице — а это пятнадцать шагов. Там уже курила следователь Ситникова Евгения Владимировна. Покурили вместе, поболтали ни о чем. Разошлись минуты через четыре — следователь Ситникова отправилась к себе на первый этаж, а Оксана вернулась в кабинет Рябцева. Завершила работу — она это помнит точно — в девять ноль-восемь, потому что на заставке у Рябцева забавный циферблат, и то, что показывали стрелки, автоматически осело в памяти (Турецкий тут же сравнил показания времени в компьютере Рябцева с показаниями своих «сверхточных» часов — особых расхождений не нашел). Выключила компьютер, сгребла бумаги и неторопливо прошествовала к себе в приемную. При этом ни в коридоре, ни в приемной никого не было. Дверь в кабинет прокурора была плотно затворена. Села на место, подвела реснички, пока позволяло время. То есть в девять часов и десять минут она уже точно была за своим столом. Прокурор пришел минут через пять, тащил, отдуваясь, какие-то папки, сказал, что был в архиве, поинтересовался, не звонил ли кто, прошел к себе в кабинет.

Вернее, открыл дверь, замер в проеме и взялся за сердце. Такое поведение шефа не могло не заинтересовать Оксану, она встала, подошла, приподнялась на цыпочки. В кресле для приема посетителей сидел покойник, склонив голову, и смотрел на них стеклянными глазами.

Оксана орала так, что осипла. Обычная реакция — женщины всегда орут, когда видят мышей и покойников.

Турецкий задумался. И какой же зреет вывод? Взять за аксиому (пока условно), что Регерт вошел в кабинет прокурора в девять ноль-четыре. Никого не было, он сел в кресло, стал ждать. Через шесть минут вошла в приемную Оксана, могла и заглянуть к шефу. Несколько минут, чтобы провернуть убийство, у нее было. Спросила, по какому поводу визит, выслушала ответ, а далее действовала импульсивно, схватила первое, что попало под руку, огрела Регерта, убедилась, что процесс необратим, выскочила в приемную, стала судорожно красить реснички…

— Спасибо большое, Оксана Дмитриевна. — Он сделал пометку в блокноте. — Найдите, пожалуйста, следователя Шеховцову, скажите, что я хочу с ней побеседовать.

Он слушал, всматривался, запоминал. Каждые десять-пятнадцать минут перед глазами менялись лица. Все они были разные, в каждом он находил что-то настораживающее, в высказываниях искал вызывающие сомнения моменты. Во внешности следователя Шеховцовой не было ничего необычного. Удлиненное лицо, украшенное легкими очками в круглой оправе, морщинки усталости (да и возраста, чего уж там) в уголках глаз. Пепельные волосы собраны в пучок на затылке. Она вела себя спокойно, руки не дрожали, часто смотрела не на следователя из Москвы, а в окно, выходящее на парковку и кучку пожилых тополей, неохотно распускающих зеленые листочки.

— У вас неприятности, Анна Артуровна?

Женщина удивленно посмотрела на него.

— Кто вам сказал? — она пожала плечами. — Впрочем, вы правы. Неприятности — это моя жизнь. Разве у вас не так?

— Ну, не всегда. Бывает же что-то светлое.

— Бывает, — согласилась женщина, — но исключительно на бытовом уровне. Поесть, поспать, заглянуть на несколько минут в наивный сериал. Особенно мне нравится в жизни процесс засыпания… — Она посмотрела на собеседника долгим, ничего не значащим взглядом — такое ощущение, что разглядывала его мозг. — Мне самой начать рассказывать или предпочтем катехизис: вопрос-ответ?

— Пожалуй, совместим. Позвольте неожиданный вопрос, Анна Артуровна. Вы не были знакомы с генералом Бекасовым?