Золотой омут - Фридрих Незнанский Страница 19

Вадим мучился от невозможности что-либо предпринять, от своей беспомощности. Он тупо смотрел на экран телевизора, где показывали очередной сериал о борьбе доблестных ментов и агентов против криминальной нечисти, заполонившей просторы родины-матери. Вадим не следил за сюжетом, ему были глубоко безразличны страдания ментов по поводу очередного «глухаря» — нераскрытого дела. Он слушал вполуха комментарии сокамерников по поводу туфты, которую допускали постановщики фильма. Судя по мнению знатоков, которые собрались в камере, фильмы процентов на восемьдесят состояли из этой самой туфты.

Но и эти комментарии также были ему глубоко безразличны.

Вадим думал только о том, когда же его выпустят.

Он нарушал одну из главных тюремных заповедей — не считай дни до освобождения — и оттого чувствовал себя всеми забытым и покинутым. Время для него не остановилось, а тянулось бесконечно и мучительно долго.

Вадим не слышал, как в камере поднялся шухер, и не обратил внимания на то, что контролер выкликнул его фамилию:

— Лучинин. На вызов!

Вадим продолжал сидеть, погруженный в свои мысли. В камере повисла неловкая тишина. Все смотрели на Вадима, он же не двигался с места. Наконец сосед толкнул его в бок:

— Ты че, студент, офигел совсем, тебя кличут…

— Лучинин, на вызов, я сказал! — повторил контролер. В его тоне прозвучали угрожающие нотки, которые не сулили Вадиму ничего хорошего.

Вадим тяжело поднялся. Кровь пульсировала у него в висках и отдавалась ноющей болью в затылке. На лбу появилась испарина. Все тело ломило. Ноги налились какой-то тяжестью. Его начал бить легкий озноб. Лучинин с видимым усилием дошел до двери. «Не хватало только в обморок свалиться у всех на глазах». Вадим собрал всю свою волю и вышел в коридор.

Гордеев оставил машину в нескольких, квартал ах от главного здания МГУ. Новые обстоятельства в деле Лучинина почти что вывели его из себя. Гордеев знал, что в таком состоянии он может много наворотить такого, ю чем ему придется впоследствии горько сожалеть. Чтобы успокоиться, а заодно еще раз проанализировать все факты, Гордеев решил, никуда не торопясь, пройти немного пешком. Как всегда, зонт он с собой не взял, и крупные холодные капли дождя попадали ему на лицо, на волосы, скатывались за ворот куртки. Студенты, студентки и просто прохожие обгоняли эту странную фигуру, со стоическим спокойствием шествующую под дождем, который все усиливался…

Через крохотную проходную Гордеев прошел без особого труда. Он оставил милиционеру свой паспорт.

Адвокат обратил внимание на доску объявлений, которая висела на стене рядом с проходной. На самом видном месте было вывешено объявление за подписью коменданта общежития. В объявлении сообщалось о ЧП — зверском избиении аспирантки Каштановой О. К., проживающей в комнате 525 сектора Д. Всем, кто что-либо знает об этом преступлении, предлагалось звонить по телефону. Телефон был вписан от руки. Гордеев заметил для себя, что это был номер служебного телефона следователя Мосгорпрокуратуры Володина.

— Извините, как пройти в сектор Д? — вежливо спросил охранника Гордеев.

— Сейчас выйдете во внутренний двор и направо.

— Спасибо.

Послышался звук автомобильного клаксона, и охранник пошел открывать ворота, чтобы пропустить машину. Гордеев, недолго думая, вынул ручку и написал рядом со служебным телефоном Володина номер своего мобильного. «Хоть это и не совсем честно, зато справедливо, чем черт не шутит». Вернувшийся охранник с подозрением посмотрел на Гордеева.

— Вам чего еще?

— В общежитии до какого часа можно пребывать?

— Только до одиннадцати вечера, потом всё… Не опаздывайте, а то придется платить за ночное пребывание. И паспорт свой сможете взять только утром.

— Я понял. Спасибо, — поблагодарил Юрий Петрович и вышел из домика-проходной во внутренний двор главного здания.

— …А сейчас ты ответишь на мои вопросы. — Володин посмотрел на Вадима тяжелым, пристальным взглядом. Иногда, когда он находился у себя в кабинете один, следователь специально перед зеркалом тренировал такой взгляд. И получалось это у него, надо сказать, неплохо.

Однако Вадим не обратил внимания на старания Володина. Он сидел на стуле и пытался побороть болезненную, нервную слабость, которая внезапно охватила его еще в камере.