Убийство на Потомаке - Маргарет Трумэн Страница 19

На противоположной стороне площади, на Д-стрит, возвышался Национальный музей строительства, в котором когда-то хранился пенсионный архив. По фасаду здания шел фриз из желтовато-коричневой терракоты, высотой 3 фута и длиной 1200 футов. На нем были изображены войска, участвовавшие в Гражданской войне. На фасаде был запечатлен парад пехотных, морских и медицинских частей, а также кавалерийских, артиллерийских и подразделений интендантской службы, возвращающихся с поля битвы.

Позади музея находилось Главное бюджетно-контрольное управление, за которым начинался район Вашингтона, называемый чайнатаун, он уступал по размерам, аналогичным кварталам в Сан-Франциско или Нью-Йорке, но тем не менее в нем нашли приют 5 из 30 тысяч американцев китайского происхождения, живущих в округе.

Сунь остановился перед аркой Дружбы — официальным входом в чайнатаун на Седьмой улице и Аш-стрит. Верх арки украшали красочные изображения трехсот сражающихся драконов. Беньчонг знал, что для жителей чайнатауна эта арка имела глубокий смысл. Для него самого она не представляла никакой особой значимости. Много лет назад он сделал для себя вывод, что символика вообще и религиозная в частности важны лишь для бедных, которые нуждаются в вере в таинственное, чтобы облегчить, нарушить монотонность своей беспросветной жизни. Но его жизнь с момента приезда в Америку никак нельзя было назвать безотрадной и монотонной.

Он прошел еще один квартал, время от времени останавливаясь, чтобы вдохнуть резкие ароматы, шедшие из маленьких продуктовых лавочек. Некоторые пристрастия не проходят с возрастом. Два пожилых китайца спорили, стоя на тротуаре, по поводу неудачной сделки. Речь шла о наручных часах, но Сунь прошел мимо и подробностей не слышал.

Он вновь остановился, на этот раз, чтобы прочитать надпись на мемориальной доске, укрепленной на здании, являющемся историческим памятником. Там было написано: «Пансион Сэре». Доску установил китайско-американский Клуб Львов. По их утверждению, именно в этом здании в 1865 году заговорщики планировали похищение Авраама Линкольна.

«Явно до того, как здание попало в руки китайцев», — подумал Сунь.

Через несколько домов по соседству находился ресторан. Сунь заглянул в него через окно. Ему махнули рукой. Он осмотрелся по сторонам и вошел внутрь. Не задерживаясь, мимоходом ответив на приветствие, он направился в конец зала и открыл дверь в кухню. Минуя разгоряченных, вспотевших поваров, он торопливо прошел в другую дверь, за которой начиналась узкая деревянная лестница. По ней поднялся на два этажа и оказался в устланном ковровой дорожкой коридоре, освещенном неярким светом встроенных светильников. В коридор выходило много дверей, перед одной из них, на которой стояли черные китайские иероглифы, обозначающие: импорт-экспорт, Сунь остановился. Он открыл замок своим ключом, вошел и снова запер дверь.

В комнате находились трое мужчин и одна женщина, которая поздоровалась с Сунем по-китайски. Остальные только подняли головы, а потом молча снова занялись своим делом. Выходившие на улицу окна скрывали плотные шторы. Источниками света являлись мощные галогенные лампы, установленные на каждом из четырех столов, за которыми трудились люди. У двоих мужчин были прикреплены лупы ювелиров. Из небольшого магнитофона лились звуки китайских мелодий.

Беньчонг обошел все столы. В сильном свете ламп ослепительным многоцветьем калейдоскопа сверкали рассыпанные на мягкой зеленой ткани многогранники алмазов.

Он вышел в другую комнату, со вкусом отделанную и обставленную, особенно по сравнению с аскетизмом первой. Шторы на окнах защищали и это помещение от света и посторонних глаз. В отделке кабинета — именно этой цели и служила комната — доминировал черный цвет.

Черным лаком был покрыт массивный стол с крышкой из белого мрамора. Черное кожаное кресло с высокой спинкой отделяло стол от жертвенника, также имевшего черное лаковое покрытие. На столе не было ничего, кроме сложной телефонной системы, состоявшей из автоответчика, микрофона с громкоговорителем для двусторонней телефонной связи и наушников — все черного цвета. Рядом стоял обычный телефонный аппарат, но из красного пластика. Центральное место на стене занимали большие круглые часы в черном, отделанном медью корпусе, показывавшие время всех часовых поясов.

На противоположной стене висела таблица, выполненная на белом пластике, с внесенными в нее названиями десятка американских городов, против каждого названия шла колонка китайских иероглифов.

Сунь снял трубку красного телефона и набрал знакомый номер.

— Рики на месте? Говорит Сунь Беньчонг.

Минуту спустя в трубке зазвучал вежливый голос Рики, отвечающего за обслуживание особых клиентов.

— Сунь Беньчонг, рад слышать ваш голос, как дела?

— Спасибо, хорошо. В голосе Суня не отразилось никаких эмоций. — Завтра мне нужно быть в Филадельфии. Хочу вечер провести у тебя.

— Замечательно, — откликнулся Рики. — Все, как обычно?

— Да.

— Время?

— Восемь тридцать.

— Обед подать к вам в комнаты?

— Да, жареные куры без кожи, соуса не надо, салат, одну булочку.

— Все будет сделано. Добро пожаловать вновь в Атлантик-Сити.

Беньчонг аккуратно повесил пиджак на вешалку за дверью и вернулся в кресло. Он откинулся на спинку, уперся ногами в край стола и закрыл глаза.

Он оставался в этой позе, пока не раздался громкий звонок другого аппарата. Сунь медленно повернулся, снял трубку и заговорил по-китайски, как и его собеседник.

Сунь: Здравствуй, как дела?

Голос: Прекрасно, просто отлично. Хочешь сделать заказ?

Сунь: Двести пятьдесят.

Голос: По преобладающим расценкам?

Сунь: Да, а они не изменились с прошлой недели?

Голос: Нет.

Сунь: Хорошо. Деньги переведут утром. Семья здорова?

Голос: У меня все хорошо, а как твоя… семья?

Сунь: Мы все здоровы.

Голос: Нам нужно как-нибудь снова увидеться.

Беньчонг задержал трубку над рычагом, потом опустил, раздался щелчок. Стенные часы показывали время в Вашингтоне 3:15 и 9:15 следующего дня в Гонконге.

Он просидел, не шевелясь, в полутьме кабинета до 3:30. Прозвенел звонок, извещавший о посетителе, вошедшем в наружное помещение офиса. Сунь поднялся из-за стола, надел пиджак, застегнул его и снова сел в кресло. Он сидел подчеркнуто прямо. В дверь постучали.

— Входите, — пригласил Сунь по-китайски.

Дверь открыл один из мужчин, работавших с лупами, он отступил в сторону, пропуская посетителя. Вошедший был очень толст, его далеко не новый костюм едва не трещал по швам. Он нес полотняную сумку, растянутую, как и его костюм. После короткого обмена приветствиями посетитель подошел к столу, поставил на пол сумку и вышел, кивнув на прощанье. Беньчонг подождал, пока снова не прозвонит звонок у выхода. Потом он обошел стол, поднял сумку и, поставив ее на стол, заглянул внутрь. Она была доверху наполнена толстыми конвертами, перетянутыми резиновыми кольцами. Он взял один из них и ощупал его, словно кончики его пальцев могли определить содержимое пакета и его стоимость, как это делает считыватель кода у кассы в супермаркете. Сунь положил конверт обратно и подошел к отделанной панелями стене рядом с часами. Он плавно нажал на нижний угол одной из секций: часть стены отодвинулась, за ней находился сейф. Сунь набрал нужную комбинацию цифр, открыл дверцу и вытряхнул содержимое сумки на гору других таких же конвертов.