Чаша и крест - Нэнси Бильо Страница 19

Руки госпожи Брук дрожали как в лихорадке.

По правде говоря, мне также было очень не по себе. Я тоже чувствовала, что дрожу, правда, слабости не было и в помине. Разумеется, Гертруда сильно сгустила краски, но все-таки как приятно хоть раз в жизни почувствовать себя сильной и могущественной. Кровь моя так и кипела, я ощутила в душе упоительную сладость злорадства. «Правильно, так этой мерзкой женщине и надо, уничтожьте ее, немедленно, — ликовала я, — сделайте так, чтобы она корчилась от боли и страдания».

Но вслед за этим сладостным возбуждением сразу же пришло иное чувство — стыд.

— Не надо, прошу вас, — сказала я, коснувшись плеча Гертруды. — Я сама во многом виновата. Ведь это я рассердила госпожу Брук.

Маркиза недоверчиво покачала головой. Она считала меня абсолютно невиновной и не желала видеть в моих поступках никаких промахов. Я лихорадочно пыталась вспомнить хоть какую-нибудь молитву, которая могла бы помочь нам, направить нас по верному пути.

— Миледи, прошу вас, вспомните: «Блажени милостивии, яко тии помиловани будут. Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся».

И вдруг яростный гнев Гертруды, от которого у нее даже потемнело лицо, куда-то отступил. Она заплакала, схватила меня за обе руки и сжала их так, что мне стало больно.

— Ах, Джоанна, благодарю вас, вы показали мне, что такое истинно христианский дух, которому я всегда должна быть верна! — воскликнула она. — Теперь я снова понимаю, что такое милость Божия!

Она приказала увести госпожу Брук и Грегори. Джеффри проводил их до дверей, что-то потихоньку выговаривая женщине.

Через минуту с улицы снова донеслись какие-то звуки. Это вернулся Генри Кортни, чрезвычайно довольный осмотром церкви Святой Троицы.

— А в часовне отец Уильям показал мне удивительную фреску с изображением святого Георгия! — радостно сказал мой кузен.

«Надеюсь, он не сообщил вам, что по повелению Кромвеля эта фреска будет закрашена», — подумала я.

Так, значит, Уильям Моут вовсю пресмыкался перед маркизом Эксетером. Меня это нисколько не удивило: жестокие и безжалостные люди в глубине души часто трусливы и всячески лебезят перед теми, кто сильнее и могущественнее их.

— А как Артур вел себя? — спросила я, ожидая ответа с некоторым страхом. — И где он сейчас?

— Сами посмотрите, — предложил Генри.

Я выглянула в окно. Улица самым чудесным образом преобразилась, превратившись в детскую игровую площадку. Слуги Кортни очистили довольно большое пространство, и теперь Эдвард с Артуром играли там в мяч, с веселым смехом бросая его друг другу.

Артур весь так и сиял. Казалось, за последний час он даже подрос дюйма на два, не меньше.

— Джоанна, что это с вами? — удивился Генри. — Да вы никак плачете?

Я приложила ладони к щекам. Они были мокрые.

— Мне порой бывает так нелегко с Артуром, — призналась я. — Не знаю, все ли я делаю правильно, у меня ведь нет никакого опыта в воспитании детей. И еще я очень боюсь за его будущее.

Я была знакома с кузеном всего пару часов — и вот на тебе, уже делилась с ним своими страхами, в которых не признавалась никому, даже брату Эдмунду.

— Ах вот оно что. Ну, ничего, мы обязательно вам поможем. Для начала Артур не должен больше носить эту детскую одежду, — сказал Генри. — Пора нарядить его как следует: пусть все видят, что он происходит из знатной семьи, да и вообще уже большой мальчик.

— Вы так считаете?

— Конечно, ведь вашему воспитаннику уже пять лет. Пора нанимать учителя, пусть Артур приучается к играм настоящих мужчин.

Боюсь, на лице моем выразилось сомнение. И Генри это почувствовал.

— Джоанна, ну сами посмотрите: Артур — проворный и сильный мальчик. Может быть, держать в руках букварь ему еще и рано. Всему свое время. Хотя, чтобы сделать карьеру при дворе, вовсе не обязательно быть начитанным человеком. Знаете, что говорит Норфолк? Он любит повторять, что именно чтение книжек развратило наше дворянство.

И мой кузен расхохотался, не замечая, что, услышав имя Норфолка, я вся так и сжалась. Век не забуду, как герцог травил меня в лондонском Тауэре и даже бил по лицу, когда был недоволен моими ответами на допросах.

— Мой муж — прекрасный отец, лучшего не найти во всей Англии, — заметила Гертруда, догоняя нас уже на крыльце. Она нежно погладила супруга по руке.

— Дорогая кузина Джоанна, а почему бы вам с Артуром не приехать к нам в гости? — спросил Генри. — Поживете какое-то время. У нас ведь полно учителей и наставников. Артура надо научить ездить верхом, танцевать, держать себя в обществе. Да и Эдварду пойдет на пользу, если рядом с ним будет мальчик помладше.

— Я уже пригласила Джоанну погостить у нас в Лондоне, но она говорит, что у нее много дел здесь, в Дартфорде, — небрежно сказала Гертруда.

Генри умоляюще поднял обе руки:

— Ну хоть на месячишко. За четыре недели мы сделаем из Артура настоящего джентльмена. А в ноябре вернетесь обратно.

Я смотрела на своих вновь обретенных родственников, и сердце мое стучало так сильно, как не стучало даже тогда, когда я лежала посреди улицы в грязи, придавленная злосчастным станком. Может, нам действительно погостить в семействе Кортни? Но тогда придется жить в Лондоне, в городе, где мне всегда было не по себе: ведь именно там сожгли Маргарет, причем я видела это собственными глазами. Правда, Гертруда уверяет, что она не бывает при дворе. И они с мужем, похоже, искренне хотят мне помочь. Я уж не говорю о том, насколько полезно мне будет пообщаться с мудрыми родителями, которые имеют немалый опыт воспитания сына.

— Простите, Джоанна, можно вас на минутку? — услышала я голос Джеффри Сковилла.

Наблюдая за Артуром, я совсем забыла и про Джеффри, и про госпожу Брук. Но, оказывается, Сковилл не ушел и теперь хотел мне что-то сообщить.

Генри смерил его строгим взглядом:

— А позвольте узнать, вы кто такой будете?

— Это друг нашей Джоанны, его зовут Джеффри Сковилл, — пояснила Гертруда исключительно учтивым тоном. — Он исполняет в Дартфорде обязанности констебля.

— Ах вот оно что…

Генри улыбнулся Сковиллу, но в глазах его промелькнуло некоторое замешательство. Похоже, он искренне недоумевал, как представительница славного рода Стаффордов может водить дружбу с полицейским.

— Мне бы хотелось, если позволите, поговорить с госпожой Стаффорд с глазу на глаз, — сказал Джеффри.

Улыбка на лице Генри моментально погасла.

— Господин Сковилл был знаком с моим отцом, — сказала я, но тут же пожалела об этом. Слова мои прозвучали так, будто я пытаюсь повысить в глазах супругов Кортни социальный статус своего друга. Однако, похоже, никто так не подумал.