Ф.М. Том 1 - Борис Акунин Страница 19

Ползя в пробке по Лубянскому проезду, Фандорин сыграл влюбимую игру современного водителя: ткнул наугад в кнопку поиска на приемнике.Ну-ка, что за рыбка вынырнет из радиоволн? FM-диапазон пошуршал, побулькал,пару раз бормотнул что-то неразборчивое и вдруг отчетливо произнес вкусным,вкрадчивым голосом:

— Глупый маленький воробышек даже не догадывался, чтоза кустом притаилась большущая, голоднющая кошка…

Детская передача. К чему бы это?

Ника улыбнулся, переключил на девятую кнопку, на которой унего было «Культрадио» — классическая музыка, поэзия, новости культуры.

Но интеллигентный канал поступил с магистром жестоко — обдалледяными брызгами грибоедовского вальса.

ПБОЮЛ Фандорин насупился и радио выключил.

Элеонора Ивановна Моргунова жила в массивном сталинском домезамысловатой конфигурации, который со стороны Тверской смотрелся весьмаимпозантно и даже величественно, но со двора выглядел трущоба трущобой:маленькие слепые подъезды, ободранные стены, уродливые гаражи-ракушки. С трудомнайдя место для парковки (между двумя помойными баками), Ника покинул свойложный «роллс-ройс» и отправился на поиски нужной квартиры.

Домофон не работал, на лестнице пахло плесенью икартофельными очистками. Если бы не железная решетка лифта, прямо домРаскольникова, да и только, подумалось Николасу.

Квартира 39 долго не отзывалась на звонок. Наконец раздалосьшарканье, глазок замигал желтым кошачьим светом, потом потемнел.

Разглядывает, догадался Фандорин и громко сказал:

— Это Николай Александрович. Я вам звонил.Здравствуйте.

Лязгнуло, створка распахнулась.

В дверях стояла грузная, неряшливая старуха, почему-то втемных очках, хотя прихожая была освещена очень тускло.

— Ботинки снимайте.

Моргунова развернулась, и, переваливаясь, пошла по длинномукоридору. Ее седой затылок со старомодным пучком и гребнем приходился верзилеФандорину не выше верхней пуговицы пиджака. Коридорчик был впечатляющий.Похоже, в этом доме никогда ничего не выбрасывали. Невзирая на тусклоеосвещение, Ника сумел разглядеть подвешенный к стене велосипед (модель«Украина», 50-е годы, предмет вожделения охотников за винтажем); наперсональном гвозде — шляпку с пластмассовыми вишнями; большое треснувшеезеркало и допотопный телефон, на круглом циферблате которого кроме цифр имелисьеще и буквы. В углу на круглой тумбочке чернел полуметровый каслинскийМефистофель, чугунный уродец самой первой, еще дореволюционной волныиндустриального китча.

В комнате, куда хозяйка провела посетителя, было еще чудней.Тоже темно (горела одна-единственная лампочка под шелковым оранжевым абажуром)и тесно-тесно заставлено мебелью, не повернешься. Правда, чисто, нигде нипылинки. Старушка никогда не бывала замужем, определил Ника. Давно живет одна.Себя со стороны не видит, поэтому вон дырка на локте и засохший желток наподбородке, однако следит, чтобы вокруг всё сияло. Не выносит грязи. Потому чтогрязь — проявление хаоса и жизни, а тут абсолютная территория смерти. Замокзлой феи.

Фата-Моргана, как он немедленно окрестил про себя толстуюстаруху (отлично легло на «fat Morgunova»), повела себя совершеннопо-ведьмински: задрав голову, с минуту разглядывала двухметрового гостя, и завсе это время не произнесла ни слова, только пожевывала губами. Глаз за темнымистеклами Ника не видел. Может, их там и вовсе нет, думал он, терпеливопережидая осмотр. Сейчас сдернет очки, а за ними две дыры, в которых клубитсятуман, и весь ее колдовской замок растает, а я превращусь в летучую мышь иликрысу.

— Паспорт есть? — сказала наконецМоргунова. — Я должна быть уверена, что вы тот, за кого себя выдаете. Нежелаю оказаться втянутой в противоправную деятельность.

— Паспорта нет, есть водительские права.

— Давайте.

Ведьма взяла документ, отдернула какую-то плюшевуюзанавесочку, и за ней открылся закуток, оснащенный по последнему слову офиснойтехники. Большой ксерокс, факс, даже компьютер со сканнером.

— Я гарантирую своим клиентам полнуюконфиденциальность, но и к себе требую полного доверия, — сообщилаЭлеонора Ивановна, делая ксерокопию фандоринских прав. — Вот, забирайте.Теперь аванс. Угу. Минутку.

У нее там имелась и машинка для просветам купюр. Ай да фея.

— Хорошо. Теперь давайте рукопись. Можете сесть вонтуда, в кресло, книги только на стол переложите… Как, всего однастраница? — удивилась она, беря листок.

Включила настольную лампу, сгорбилась, наставила лупу —однако темных очков так и не сняла.

Пауза затягивалась. Ника нервно ерзал в жестком кресле, ждалприговора. В общем-то почти не сомневался, что сто долларов и вечер потраченызря.

— Хм, почерк похож. Рисунки тоже вполне в духе ФедораМихайловича, — возвестила Элеонора Ивановна и погладила страницу. —Текст незнакомый. В черновых вариантах «Преступления» такого фрагмента нет.Возможно, это в самом деле какой-то неизвестный набросок. В одном из висбаденскихписем Федора Михайловича есть некое не вполне ясное упоминание… М-да. —Она не договорила, задумчиво покачивая лупой. — Если лист подлинный, этобудет событие. Оставляйте. Проверю бумагу, чернила, сделаю подробныйграфологический анализ. — Моргунова поднесла страницу к самой лампе,посмотрела через лупу. — Очень хорошо! Здесь виден отчетливый отпечатокпальца.

Вот, в углу. Палец был запачкан чернилами, это частослучалось. Когда перелистывали — оставался след. Фрагментарная дактилограммаФедора Михайловича у меня есть, по трем пальцам правой руки и боковойповерхности левой ладони. Двадцать лет назад составила, когда писаладиссертацию «Помарки и кляксы в рукописях Ф. М. Достоевского». Ну поглядим,поглядим. Заходите завтра. Нет, лучше послезавтра, часа в три. И не забудьтепро двести долларов.

Николас уходил окрыленный и даже оглушенный. В коридоредолго благодарил, даже попробовал поцеловать старой даме руку.

Руку поцеловать она не дала, а, едва за дылдой закрыласьдверь, зашлась придушенным, злобным хохотом. Если б Фандорин видел, какэкспертша потирает руки, как давится кашлем от хищной радости, он окончательноуверился бы в ведьминской сущности Элеоноры Ивановны.

Отсмеявшись и откашляв, Фата-Моргана подошла к своемуантикварному телефону, вынула из-под аппарата визитную карточку и набраланомер.

— Это Моргунова, — сказала она в трубку нездороваясь (не имела такой привычки). — Еще один объявился. Комедия! Вотвы торгуетесь, а время уходит.

— Назовите более реалистичную цену, — произнес натом конце спокойный голос.