Убийство на водах - Иван Любенко Страница 19

– Нет. Он здесь ни при чем. Больницу выстроила дочь его брата Герасима – Клавдия Хлудова-Вострякова и назвала ее в честь своей матери – Пелагеи Давыдовны Хлудовой. Это заведение стоимостью в пятьдесят пять тысяч рублей возвели в девяносто пятом году, и оно предназначено исключительно для бесплатного врачевания местных жителей. Уже перед самой смертью, находясь во Флоренции, Клавдия Вострякова завещала своему детищу сто тысяч рублей. Этот капитал должен был оставаться неприкосновенным, и только проценты по нему направлялись бы на содержание персонала и лечение бедных пациентов.

– Ничего не скажешь – пример достойный для подражания.

Вскоре показалась больница. Она стояла на склоне холма и по периметру была обнесена высоким каменным забором. Отпустив извозчика, Ардашев вместе с доктором без особых затруднений прошли на территорию. Очевидно, внешний вид состоятельных господ вселил в привратника легкий страх, и старик так и не набрался смелости справиться у незнакомцев о цели визита.

Внутренний двор был посыпан песком. Одноэтажный корпус с мезонином делил общее пространство на две равные части. Из смирительного отделения, которое находилось по другую сторону, вышли три монахини. За ними показался худосочный служащий в круглых очках, который любезно проводил гостей до кабинета Стильванского. Попросив подождать, он исчез за дверью.

Тут же на пороге возник главный врач-психиатр.

– Входите, входите, господа. Как говорится, милости прошу. Позвольте, я распоряжусь насчет чаю.

– Не беспокойтесь, Куприян Савельевич. Мы только что из-за стола, – любезно отказался адвокат. – Нам бы для начала ознакомиться с материалами наблюдения за этим душевнобольным… Фартушиным.

– А вот они, – доктор указал на кипы бумаг в углу комнаты. – Так что прошу, садитесь, изучайте… А чайку я все-таки прикажу принести. – Он скрылся за дверью.

– Ну что, Клим Пантелеевич, приступим? – изрек Нижегородцев. Он поднял с пола несколько папок и развязал их. Внутри лежали толстые тетради в серой картонной обложке.

– Иного пути я пока не вижу, – задумчиво вымолвил присяжный поверенный. – А позвольте-ка мне журнал наблюдений за последний месяц…

– А вот он, – Нижегородцев передал увесистую тетрадь с надписью «Фартушин Афанасий Милентьевич. Июнь, 1911 г.».

Усевшись в продавленное матерчатое кресло, адвокат достал коробочку монпансье, положил в рот красную конфетку и принялся внимательно читать:

«Диагноз: мания. Больной роста среднего, страдает ожирением. На коже спины много царапин и ссадин. Костяной скелет развит правильно. Лоб довольно низкий. Со стороны внутренних органов отмечаются глухие тоны сердца. Касательно нервной системы ничего особенного (как в отношении рефлексов, так и чувствительности, движений, реакции зрачков) отметить не удалось. Психика: на вопросы не отвечает, пугливо озирается по сторонам, твердит только одно: «Боже мой! Боже мой!» На свое имя не откликается и вообще производит впечатление человека, сосредоточенного на собственных мыслях и мало реагирующего на внешние впечатления. Все время в движении, куда-то стремится, рвется. Выражение лица тоскливое.

Июня 1. – Утром был очень возбужден. Весь день кричал и рвал на себе белье. Ночью почти не спал. За обедом пришлось кормить с рук. От ужина категорически отказался и ничего не ел. Все ходил по коридору, повторяя: «Боже мой! Боже мой!»

Июня 2. – Мечется, беспокоен. Кричал жалобно: «Спасите ее!» Выражение лица весь день тоскливое; озирался по сторонам, как будто чего-то боялся. Будучи помещен в отдельную комнату, при открытых дверях, стал сравнительно спокойнее. Начал отвечать на вопросы и правильно назвал свое имя и фамилию. Сказал, что приехал в Кисловодск с Волги, где служит нотариусом. Но вскоре опять принялся за свои причитания и на вопросы отвечать перестал. Ночью не спал. Моча кислой реакции. Белка, сахара нет. T°N. Лечение: ванны в 29°С, впрыскивание диопина по 0,015 – 2 раза (утро/вечер).

Июня 3. – Спал плохо. Ничего не ел, от чая отказался и умолял не уговаривать его. Днем во время обхода было отмечено резкое падение сердечной деятельности, но после впрыскивания эфира сгладилось. Как во время приступа, так и после того пульс в art. radialis dextra совершенно не прощупывался; в левой же руке слышался хорошо. Стул задержан; действие кишечника было только после повторной клизмы с глицерином. За обедом ел молочную кашу и суп. Вечером t° поднялась до 37,4.

Июня 4. – С 4 часов утра стал кричать и биться в кровати. Больной крепко держал правую руку в левой ладони, как бы испытывая сильную боль. Иногда пытался ломать пальцы. Стонал, лицо выражало мучения. В левой руке пульс нормальный. Ест сравнительно сносно. Темпер. утр. – 36,9, веч. 37,6. Лечение: назначен йод.

Июня 5. – На вопросы не отвечает, но, как и раньше, все причитает. Только теперь вместо прежнего «Боже мой!» стал повторять: «Я этого не хотел!» и «Ах, Господи милостивый, что же это такое!». Аппетит недурной. Правая конечность стала значительно теплее на ощупь и немногим разнится от левой. Движения в норме.

Июня 6. – С утра начал плакать и просить есть. Ходил на прогулку. Весь день был возбужден. Больной, видимо, испытывает чувство голода, ест с жадностью – глотает, не делая ни одного жевательного движения. Тарелку бульона с хлебом он моментально съедает, и на лице выражается страх, что служитель не принесет второе блюдо с кашей. С 1-го по 6-е июня прибавил 4 фунта. Отмечается какое-то болезненное, ненасытное чувство голода. После полной тарелки бульона со скобленым мясом и хлебом, а также порции молочной рисовой каши через несколько минут начал кричать, что его вовсе не кормили, а дали только воду в железной кружке и два куска черствого хлеба. Всем стал показывать свой рисунок – цифра 10 и сердце, пронзенное стрелой. На вопрос, что это такое, он только рассмеялся и вполне здраво ответил, что скоро все об этом узнают, а потом разрыдался и стал причитать: «Да кабы я знал, что так случится, кабы я знал!..» Уснул после приема веронала.

Июня 7. – Стал намного спокойнее. В моче нет ни сахара, ни белка. К вечеру больной опять сильно возбудился; ноги и руки в постоянном движении. Стал выкрикивать отдельные едва внятные слова: «Убьют!», «Завтра убьют!».

Июня 8. – Болезненное чувство голода продолжается. После обеда вроде бы совсем успокоился, а вечером поднялся с кровати, сел на подоконник и стал насвистывать песню «Чудный месяц», а затем и «Камаринского». Стал подергивать плечами, поднялся, вошел в экстаз и начал выбивать по решетке ритм. Неожиданно успокоился и, как ни в чем не бывало, прошел в коридор, поздоровался с надзирателем и служителем, стал громко разговаривать и просить, чтобы ему разрешили выйти на прогулку. Скоро вернулся и начал убеждать всех, что ему «открылся новый свет». Глядя на настенные часы, громко сказал, сколько было времени. Отчетливо осознавал, что находится в больнице. Много разговаривал, смеялся над служителем, что на нем надеты разные носки. Называл его деревенщиной и советовал побриться. А когда его спросили, женат ли он, то начал вдруг беспричинно плакать, упоминая каких-то людей, и снова впал в прежнее состояние. Пришлось опять давать снотворное.