Карающий ангел - Елена Ярошенко Страница 19

За кофе я решила все же просмотреть записки, оставленные ранними посетителями, и, конечно же, спокойное настроение истаяло, как мартовская лужица под лучами солнца.

Во-первых, Коля и Даня принесли свои отчеты о наблюдении за домом на Поварской и номерами «Дон», из которых следовало, что не только Хорватов снова наведывался в номера, где остановился Десницын, но и сам Соня был вчера на Поварской и мало того что виделся там с Мишелем, но и проходил по улице вместе с ним, болтая по-английски(!). Плохо знавший английский Даня не понял, о чем шла речь, но разобрал слово «money», повторявшееся неоднократно.

Так, раз уж Варсонофий гуляет рука об руку с Хорватовым, беседуя на иностранном языке о деньгах, выводы можно сделать вполне определенные…

Вторым неприятным сюрпризом была записка от самого Варсонофия, этого ядовитого змея, пригретого Марусей и невольно мной:

«Милые дамы!

Уже в четвертый раз меня не принимают в Вашем доме. То я не могу Вас застать, то Вы почивать изволите… Душа моя разрывается от горя! Неужто за какое-то неведомое мне прегрешение Ваши двери и сердца закрылись навсегда для бедного поэта?

P.S. Мария Антоновна, позволю себе присовокупить пару строк, навеянных моим душевным смятением.

Улетаешь ты белою птицей…

Не гони же меня, не кляни!

В моей памяти дивные лица

И те незабвенные дни.

Ваш отвергнутый раб В.Д.».

— Интересно, о каких это незабвенных днях он вспоминает? — задумчиво поинтересовалась Маруся.

— Наверное, о тех днях, когда мы кормили его обедами. Теперь-то ему приходится хлебать щи в трактире. Мне, конечно, не хотелось бы производить впечатление жестокой, бессердечной и злой вырывательницы хлеба у голодного беззащитного существа, но раз уж дело касается Сони Десницына…

— Леля, неужели он крутился возле нас только ради того, чтобы шпионить для Хорватова?

— Елена Сергеевна, к вам господин Хорватов, — объявила вошедшая в комнату Шура. — Прикажете принять?

Воистину, про черта речь — а он навстречь!

— Проводи его в гостиную, Шура. Я сейчас к нему выйду.

— Леля, ты что, хочешь его принять? — трагически прошептала Маруся, округлив свои большие глаза до размера медных пятаков.

— Да. И с интересом выслушаю, что именно привело его в мой дом. Я не привыкла прятаться от врагов!

Хорватов мерил шагами мою гостиную, топая по кромке ковра взад-вперед. На нем был недурного покроя костюм в мелкую клетку, в каких любят щеголять семнадцатилетние юнцы, еще не окончившие гимназию, и вызывающе яркие желтые ботинки.

— Мадам! — При виде меня Мишель любезно шаркнул своей клетчатой ногой. — Я пришел выразить вам благодарность за участие в судьбе моего слуги. Мне стало известно, что именно вам он обязан своим спасением…

— Ну что вы, господин Хорватов, я всего лишь исполнила свой христианский долг.

— Вы — ангел, ангел! — Мишель ткнулся мягкими влажными губами в мою руку. — Благодарю вас!

Ну вот, теперь придется мыть руки с дезинфицирующим раствором — месье Хорватов вызывал у меня большую брезгливость.

Мишель тем временем, облобызав кисть моей правой руки, задержал ее в своей ладони и заставил меня гадать, как лучше поступить: выдернуть у него руку, показавшись невоспитанной, или оставить ее в лапах Хорватова, что может быть им расценено как поощрение столь неподобающей фамильярности.

— Елена Сергеевна! Вы прелестны в этом утреннем кружевном туалете! Заря, просто заря! Этот нежный румянец, напоминающий лепестки розы, эти душистые локоны… О, все это сводит меня с ума!

Мишель продолжал рассыпаться в любезностях, не особо задумываясь об их пошлом звучании. Да уж, встретить зарю в обеденный час повезет не каждому…

Меня, как эмансипированную даму, сильно задевает элемент подобного неравенства между мужчиной и женщиной — почему каждый потертый субъект мужского пола считает себя вправе нести любую чушь в адрес женщины, а несчастная дама должна лишь терпеливо и с благодарностью выслушивать эти, с позволения сказать, комплименты? Попробовала бы я, например, выдать мужчине ответную тираду:

«Как вы прелестны в вашем не по возрасту детском костюмчике, элегантно подчеркивающем кривизну ног! Ваша негустая шевелюра, ваш нежный цвет лица, напоминающий молодую зелень салата, ваше дыхание, напоенное винными парами и запахом табака… О, все это сводит меня с ума! Практически я уже обезумела…»

Боюсь, что не только Мишель, мнение которого интересует меня мало, но и более уважаемые люди прекратили бы со мной всякое знакомство, и свои дни я завершила бы где-нибудь в желтом доме, в уютной палате для буйных одиночек…

— Елена Сергеевна, в нашу прошлую встречу я позволил себе бестактность по отношению к вам («Разве только в прошлую встречу?»), но вы ведь уже простили меня, не правда ли, простили? («Неправда»)! В глубине души я очень скромный, а это все от застенчивости, бывает, несу невесть что и сам понимаю, как я глуп в эти минуты… («Ну почему только в эти… Пожалуй, пора указать господину Хорватову на дверь!») Не сердитесь! Я ведь пришел поговорить о важном деле!

Раз так, придется еще немного потерпеть, хотя мне казалось, что сейчас я начну раздуваться от фраз, кипевших внутри меня. Но ведь нужно же узнать, зачем он, в конце концов, пришел?

— Может быть, вы присядете, месье Хорватов?

— Благодарю вас. — Мишель плюхнулся на диван и состроил умильную физиономию. — Вы такая милашка…

Все! Придется недвусмысленно дать понять этому господину, что любезности придуманы не для подобных случаев. Я резко встала.

— Господин Хорватов, вы меня утомили. Я всего лишь предложила вам присесть, но если подобное приглашение позволяет называть меня милашкой, я беру его обратно!

— Ну простите, простите меня, дорогая Елена Сергеевна! Не хотел, не хотел, но опять невольно сорвалось. Не думайте обо мне плохо, меня вся Москва знает…

— Не сомневаюсь. Вы, полагаю, из тех молодых людей, которых где угодно будут знать. И не с лучшей стороны!

— О, как вы мне нравитесь… такая! В гневе вы очаровательны! («Все-таки придется пригласить слуг, чтобы проводили Мишеля к выходу».) Елена Сергеевна, не сердитесь на меня! Представьте, какая дивная пара из нас получится.

От неожиданности я онемела. Впрочем, я давно уже впала в немногословие, позволив себе произнести вслух лишь пару фраз, но теперь замолк и мой внутренний голос.

— Мне так надоели искательницы богатых женихов! Ей-Богу, они устроили настоящую охоту на меня… А ведь вы, Елена Сергеевна, не заинтересованы в деньгах, оставленных мне старухой бабкой? Вы и сами ухитрились урвать несколько наследств после покойных мужей… В Москве много об этом сплетничают. Мы с вами подходим друг другу — у вас такой разнообразный жизненный опыт, а мне очень нравятся искушенные женщины. Если вы хотите, мы можем позаботиться и об этой глупой гусыне Мари, которую вы взялись опекать. Я готов ей немного помочь… Хотя с ее неумением одеваться и образом жизни провинциального шофера зачем ей деньги? Но на канистру автомобильного топлива и новый разводной ключ я согласен пожертвовать, если вам это доставит удовольствие. Короче, пусть какой-нибудь поп нас с вами по-быстрому окрутит, и переезжайте ко мне на Поварскую. Бабкин особняк вполне подходит для семейной жизни! Мне так не хватает женской заботы, и вам, поди, нелегко вдоветь в вашем-то возрасте и с вашим огненным темпераментом. Ей-Богу, пока дамочки не пустили все мое состояние по ветру, я хочу добровольно отдать себя под вашу опеку. Соглашайтесь, а?