Интернат, или сундук мертвеца - Нина Васина Страница 19

— Вы подниметесь? — Волосы вырвались и закрыли ей лицо.

— Благодарю вас, у меня только сообщение. Это касается сегодняшнего вечера. — Он приподнял шляпу, с сожалением оторвал взгляд от женщины в окне и ушел по узкой улице, сердито протыкая тростью выбивавшуюся кое-где между камней траву.

Далила пожала плечами.

— Значит, сегодня, — покорно сказал Казимир.

Хамиду принесли платье для приговоренной женщины. Платье лежало на подносе, свешиваясь вниз, звенело и больше напоминало изящную кольчугу. Поверх платья лежала небольшая корона и наручники. Хамид долго гладил пальцами наряд, Лиза стояла рядом и улыбалась.

— Ты всегда улыбаешься, как ящерица. — Хамид даже не посмотрел на Лизу, он все равно знал о ее улыбке.

— Я всегда заранее могу предположить, что произойдет потом. Почти всегда угадываю. Вот ваш друг недавно чаек кормил, я подумала, что он умрет скоро. Это странно, такое чувство, и все. Когда я угадала, — а угадываю я почти всегда, — я благодарю судьбу и улыбаюсь.

— Тьфу, дура ты полная, и все! — Хамид разозлился. — Что толку улыбаться, когда ты ничем не помогла?!

— Судьбу не изменить, — со злорадной настойчивостью изрекла Лиза, — а вы к тому же не спрашивали.

— Да уж!.. Что толку?

— Вот, например, сейчас. — Лиза многозначительно замолчала.

— Ну! — заорал Хамид.

— Вот я вам сейчас могу сказать. Вы только не нервничайте, я точно знаю, что она не умрет.

Хамид смотрел в сухое лицо, сжав зубы.

— Вот это видишь? — Он взял с подноса и показал Лизе толстые золотые наручники. — Я никогда моих девочек не топил в наручниках, плохо там, — он показал пальцем вверх, — им будет в наручниках, а эту не пожалею!

— Наручники можно открыть. Шпилькой, например. — Лиза больше не улыбалась, она смотрела в пол. Обиделась за крик. — Или скрепкой! Заранее спрятать во рту.

Хамид молчал, тяжело дыша. Он вспомнил булавку, большую, с чуть заржавевшей на конце иголкой, вспомнил, как снимает ее девушка Наталья с черного форменного фартучка и протягивает Феде. Они бежали из интерната через хозяйственную пристройку. В коридоре от кухни до кладовки, словно исполняя нестерпимые желания Феди и Хамида, им попалась Наталья. Синие распахнутые глаза в желтых ресницах, легкая усмешка и стакан чая — толстый ребристый стакан в красивом подстаканнике. Она несла чай отцу в медпункт.

Несколько секунд полнейшего счастья, когда можно смотреть в глаза, стоя так близко. Наталья оглядела внимательно сначала Федю, потом Хамида, от горячего коричневого чая поднимался прозрачный парок. Хамид потерял способность передвигаться, а практичный Федя просто сказал, что они приедут за ней, когда разбогатеют. Наталья смеялась. Подняла школьный фартук, одной рукой нащупала булавку и отстегнула ее. Почему она решила, что именно булавки им не хватает? Протягивая расстегнутую булавку Феде, загипнотизированно уставилась на сопящего Макса. Булавка потерялась где-то в трудных годах, пока они богатели. Разбогатев настолько, чтобы купить по золотой брошке, приехали к ней вдвоем. Она взяла брошку у Феди.

Побег начался с учителя физкультуры. Уроков по физическому совершенствованию тела малолетних нарушителей закона не было давно: эпидемия. Справившись со смертями и переполненным изолятором, руководство интерната решило учебный процесс не нарушать. Бритый налысо, немного рыхлый мужчина пугал неподвижным взглядом мутноватых глаз и всегда потными ладонями. Хамид и Федя ничего не знали о его пристрастии — они были новенькие. Поэтому, когда учитель сказал, что Хамид должен быть наказан за плохое выполнение прыжков с места и разговоры в строю, большинство интернатовских злорадно улыбнулись и переглянулись, остальные сцепили зубы и опустили глаза, но никто не посмел предупредить Хамида. Болт и Севрюга не простили бы, лиши их, удовольствия отомстить Феде с Хамидом. Последние несколько дней под ногами еще болтался огромный дебил, не отходя от двоих, друзей ни на шаг и ужасающим образом воняя.

Хамид вернулся из кабинета учителя физкультуры через полчаса, его трясло, еле шевеля посиневшими губами, он попросил Федю снять одеяло с кровати и лег на бок, потом на живот. Федя стоял в раздумье. Макс вдруг принюхался и положил ладонь на подрагивающие ягодицы Хамида, как раз на темное расплывающееся пятно. Он потер пальцы, принюхался и даже лизнул их, потом показал Феде розовую застывающую сукровицу. Федя бросился в изолятор за врачом.

Хамида оставили в изоляторе, сухонький врач прятал глаза, когда Федя уж очень конкретизировал свои вопросы.

Ночью в комнате громкий мат прерывался веселыми предложениями встать в очередь желающим на нового петушка. Федя лежал, сцепив зубы, плача от бессилия. Хамида распределяли на несколько ночей вперед Севрюга и Болт. Совершенно неожиданно Макс Черепаха стащил со своей койки матрас и бросил на пол возле кровати Феди. Он лег на спину, ласково прикрыл рукой бугорок на груди и заснул, громко и спокойно дыша. Разговоры прекратились. Федя, сдерживая тошноту, рассмотрел, свесившись вниз, спокойное лицо с открытым ртом и пухлые пальцы огромной ладони, вздохнул, разрешил себе расслабиться и даже неожиданно улыбнулся, пряча нос в одеяло.

Через пять дней Хамида выписали из изолятора. Он выглядел потерянным и почти не разговаривал. Присутствие Макса возле своей кровати воспринял равнодушно, хотя в первую ночь не успел добежать до туалета и его вырвало посередине комнаты.

Федя решил вплотную заняться воспитанием Макса. Он неутомимо доказывал Хамиду, что Макс не полный идиот.

Теплым майским днем нарушители расслабленно грелись на вытоптанном дворе. Хамид сидел, запрятав голову в колени. Федя внимательно следил за Максом, тот гонял сухой травинкой заблудившегося муравья.

— Он просто должен понять связь между словами и предметами! Как только он это определит, он начнет развиваться! У него все предметы существуют отдельно от признаков, но это же очень просто! — Федя всерьез увлекся.

Хамид молча вздохнул.

— Ну учат же как-то маленьких детей, — не сдавался Федя. — Первое слово, потом действие. Если бы он был совсем идиот, он бы не чувствовал опасности или угрозы.

— Он не умеет связать двух слов, он всегда говорит только одно! — не выдержал Хамид. — Предложи ему для интереса сказать хоть раз не «черепаха», а «моя черепаха».

— Это и так его черепаха, чего он будет еще говорить «моя»! Макс! — обратился Федя к сидящему толстяку. — Скажи что-нибудь!

— Хочу есть, — совершенно неожиданно пробурчал Макс.

Хамид удивленно поднял голову.

— Нет, ты слышал! — заорал Федя и вскочил. — Макс, скажи: «Я хочу есть!»

— Черепаха, — спокойно ответил Макс. Хамид опять опустил голову.

— Слушай, он действительно не наедается и ест ненормально. — Федя опять сел возле Хамида. — Только жидкость и хлеб, он ведь успевает сожрать весь хлеб со стола за минуту. А у супа оставляет гущу. И вообще не ест котлет! Я замечал, но не придавал значения. Макс, а что ты любишь есть?