За кулисами смерти - Евгений Волков Страница 19

Дозвониться и переговорить с президентом банка «Надежный финансовый партнер» Лобов сумел не без труда. Секретарша Житинского долго выясняла, зачем ему нужен Валерий Николаевич, нельзя ли прислать вопросы о Заварзине по электронной почте, действительно ли звонивший работает в крупном столичном журнале. Наконец она смилостивилась, и Эдуард услышал в трубке чуть хрипловатый голос:

— Слушаю вас, только покороче, я сейчас очень занят.

Лобов быстро изложил суть своей просьбы, банкир помолчал совсем немного и сказал в ответ всего несколько слов:

— Сегодня в тринадцать ноль-ноль в кафе «Кипарис» на углу Лермонтовской и Университетской я подъеду на черном джипе.

За десять минут до назначенного времени журналист уже стоял у входа в заведение. Мощный внедорожник припарковался ровно в час дня на платной стоянке метрах в двадцати от кафе, из него вышел плотный круглолицый блондин в сером костюме, быстро направился к Эдуарду, подойдя, спросил, внимательно его разглядывая:

— Это вы Лобов?

Когда москвич утвердительно кивнул, Житинский протянул ему руку, после чего сказал отрывисто:

— Я могу уделить вам в память о Максе не более двадцати минут, пойдемте.

Они уселись за свободный столик, и к нему тут же буквально подбежал, широко улыбаясь, моложавый официант. Он вежливо поздоровался с банкиром и спросил не без подобострастия:

— Вам традиционно апельсиновый сок, Валерий Николаевич?

— Да, Толик, как всегда, свежевыжатый. Что вы будете есть и пить, господин обозреватель?

Лобов заказал бокал светлого пива и салат цезарь, официант тут же направился к стойке, а Житинский спросил, насмешливо глядя на Эдуарда:

— Вас, скорее всего, интересуют какие-нибудь слухи и сплетни о Заварзине, ведь желтая пресса падка на дутые сенсации о тех, кто не сможет подать в суд за клевету?

Лобов ответил с обидой в голосе:

— С чего вы взяли, что я прилетел в Южноград за компроматом? Наше ежемесячное издание — солидный и респектабельный журнал, а не бульварная газетенка. В «Экране и сцене» публикуется только проверенная информация, до сих пор никто не жаловался на наши статьи.

— Предположим, я вам поверил, — примирительно проговорил банкир, — и готов ответить на несколько вопросов. Итак?

— Каким вам запомнился Максим?

— Талантливым, креативным, имеющим по любому вопросу собственное мнение. И еще — мужественным с юных лет. Как-то раз, классе в восьмом, мы с ним сидели весенним вечером на бульварной скамейке на Лермонтовской, неподалеку от школы. Подошли трое парней постарше, сели рядом, один из них достал из кармана и раскрыл складной нож с длинным лезвием. Потом поглядел на меня пристально и проговорил тихо: «Выворачивай карманы, ботан, а то порежу». Мной, признаться, овладел не страх — настоящий ужас, я им готов был отдать все деньги, что у меня были. А вот Макс ни на миг не дрогнул, он только усмехнулся и сказал совершенно спокойно, даже с презрением в голосе: «Только попробуй дернуться, баклан, потом очень пожалеешь». Знаете, Заварзин жил в микрорайоне, где хватало лихих ребят, были среди них и успевшие отсидеть, они там всегда стояли за своих. И эти трое что-то такое в его словах и тоне услышали и что-то важное для себя поняли, тут же встали и ушли. Вот так.

— Да, впечатляющий случай, — протянул Лобов, — о многом говорящий. Вы с ним продолжали встречаться и после школы?

Банкир кивнул:

— Он был мне всегда интересен, мы в последние годы виделись редко, но часто общались в соцсетях или по телефону. У Макса имелись грандиозные планы, он хотел после «Гамлета» поставить рок-оперу «Король Лир», мюзиклы «Собака на сене» и «Орфей спускается в ад».

— Все это стоит немалых денег, верно?

Житинский пристально посмотрел на журналиста и сказал, прищурившись:

— Деньги приходят к тому, кто способен создавать шедевры, успех притягивает их, как магнит железные предметы.

— Но премьера мюзикла оказалась неудачной!

— Ничего страшного, первый блин часто выходит комом, он внес бы правки, какие-то изменения.

— Если бы остался жив…

— Я ничего не могу сказать по поводу его смерти, ею занимается полиция.

— Вы когда-либо выступали спонсором Театра музыкальной комедии?

Банкир ответил сухо:

— Это коммерческая тайна вообще-то, но вам признаюсь — нет, никогда, я помогаю родной школе, детскому дому, областному онкодиспансеру. Меценатство — не мой профиль, я придерживаюсь точки зрения, что искусство должно быть самоокупаемым. Это же бизнес, точнее шоу-бизнес, как на Бродвее, принцип простой — взял кредит в банке или у частного лица, реализовал свой проект, если сборы за продажу билетов превысят затраты — вернул заемные деньги.

— Так вы и Максиму не занимали денег?

Что-то мелькнуло на миг в глазах Житинского, но он ответил пространно:

— Нет, не занимал. Знаете присказку — «хочешь потерять друга, займи ему денег или заведи с ним совместное дело». Я стараюсь не путать бизнес и дружбу, бизнес и родственные отношения, бизнес и любовь. К несчастью, это не всегда получается.

— Хорошо, тогда вернемся к Заварзину. Почему, по-вашему, он выбрал артистическую карьеру, ведь Максим успешно окончил физико-математическую школу?

Житинский пожал плечами:

— Точно я сказать не могу, но ведь сколько актеров, сатириков и писателей получили сначала профессии физиков-ядерщиков, авиастроителей, врачей, инженеров, а потом стали людьми искусства? Думаю, Макс избрал тот путь в жизни, в котором он мог оптимально реализовать свой врожденный потенциал.

— Он никогда не жалел о своем решении?

— Нет, но хотел постепенно перейти от актерства к режиссуре. Заварзин считал, что артистом, как и спортсменом, стоит быть до определенного возраста, а затем переходить на постановочную или тренерскую работу. Зависимость актера от выбора постановщиков — вот что его угнетало, не пригласят в сериал, не предложат роль в театре — и все, сидишь на скамейке запасных, как в игровых видах спорта. Впрочем, по-моему, и режиссер сейчас зависим от продюсеров и спонсоров. И те рискуют — многие проекты не окупают себя, хотя на первый взгляд должны были окупить.

В этот момент официант принес на подносе бутылку пива, чистый бокал и салат на большой тарелке, а также стакан свежевыжатого апельсинового сока. Житинский осушил его разом, поставил на стол и спросил: