Смерть кукловода - Екатерина Шелеметьева Страница 19

— Как забежали со счетами к соседу и узнали, что он художник, — с готовностью подсказал Стриженов. Он уже убедился, что не зря затеял маскарад и заглянул к соседке. Общительная Мария Андреевна оказалась прекрасным информатором.

— Верно. Я у него десятки картин увидела. На полу, на столе, а еще мольберт и краски. Ух, сколько у него было всяких красок в тюбиках, в баночках. Он мне рассказал, что это все краски, а я сначала даже не поняла. Думала, от зубной пасты тюбики.

Стриженов кивал и улыбался Марии Андреевне, мысленно по чуть-чуть дополняя анкету реставратора.

— Все эти краски, кисти, холсты огромных денег стоят, — со знанием дела заявил он. — Вот у меня сестра младшая рисует, так у нее на инструменты, материалы ползарплаты уходит. Правда, она любитель, для себя малюет, а профессионал, поди, свои картины продает и деньги хорошие получает?

— Вот уж чего не знаю, того не знаю, — вздохнула старушка. — Работал Егорушка днем и ночью, но денег особых у него не было. Одевался просто, ездил на метро, по заграницам не летал. В первый раз в отпуск-то собрался, в Крым. — Старушка всхлипнула. Но вдруг, вспомнив что-то, добавила: — Правда, в последние месяцы стали к Егорушке посыльные приезжать, не почтальоны, а эти курьеры новомодные. Все с разными сумками, кулечками, пакетами. Я еще спросила: «Ты, Егорушка, разбогател, что ли? Все что-то покупаешь, заказываешь?» А он усмехнулся и говорит: «Скоро разбогатею, Мария Андреевна, совсем скоро». А видишь, как оно вышло? Не успел разбогатеть. И пожить не успел.

Старушка тяжело вздохнула и покосилась на посылку, стоящую возле ног журналиста. Дмитрий понял, что больше злоупотреблять терпением соседки нельзя, подхватил коробку и бодро спросил:

— Кому же мне тогда посылку отдать? Может, я ее вам оставлю?

— А мне зачем? — удивилась соседка. — Я, чай, не родственница. Вы ее в Лисички отправьте, там у Егорушки сестра живет.

— А поближе нет никого? Может, друзья или девушка где по соседству? Я бы доставил. Чего не сделаешь для хорошего человека?

Старушка покачала головой:

— Нет, милый, друзей Егорушкиных я не знаю. К нему никто не заходил. И девушки у него не было. Давно, еще зимой приходила раза два-три какая-то. Вежливая такая, симпатичная. Да, видно, не сложилось у них. Походила, походила и пропала.

— Ну что ж, — театрально вздохнул Стриженов, — значит, в Лисички. Спасибо вам, Мария Андреевна, за информацию. Всего самого доброго.

Он вышел из дома, держа в руках поддельную посылку. Отойдя немного и убедившись, что из окон его не видно, выбросил ее в урну и, насвистывая, зашагал к ближайшей станции метро.

Ровно через час в другом районе Москвы Дмитрий Стриженов вошел в здание реставрационной компании «Контраст», где еще недавно работал Солоновский. Обшарпанное и неприметное снаружи, внутри оно поражало воображение высотой потолков и отсутствием межкомнатных перегородок.

Перед журналистом была огромная художественная мастерская со множеством окон от пола до потолка и льющимся сквозь них ярким полуденным светом. На стенах мастерской висело несколько копий известных картин, вдоль одной стены стояли стеллажи с книгами и многочисленными каталогами. В углу у входа располагался стол, заставленный микроскопами, ультрафиолетовыми лампами и другим оборудованием, о назначении которого Дмитрий не имел ни малейшего понятия. Рядом со столом в глубине старого слегка приоткрытого шкафа виднелись кисти, лаки, краски и растворители. Метрах в пятидесяти от посетителя, на другом конце мастерской, стояли еще четыре рабочих стола. За двумя столами сидели сотрудники компании: худая угловатая девушка в джинсах и свитере и высокая статная дама за пятьдесят в очках и белом халате.

— Добрый день. Я журналист Дмитрий Стриженов, — бодро отрапортовал он, рассматривая мастерскую и женщин. — Я договаривался о встрече с Валерией Германовной Белоручко.

Женщина в халате медленно встала из-за стола и смерила Стриженова грозным оценивающим взглядом.

— Добрый день, — ее громкий властный голос эхом отразился от стен, — Валерия Германовна — это я.

— Стриженов Дмитрий Константинович.

Валерия Германовна кивнула, указала рукой на простой деревянный стул с другой стороны от своего стола, предлагая гостю присесть. Но прежде чем начать разговор, она обратилась к молодой сотруднице:

— Вы, Женя, поезжайте тогда к Павлу Антоновичу, оцените состояние картины, обсудите с ним наши условия. А я пока с представителем прессы пообщаюсь.

И она замерла на месте, в упор, как удав на кролика, глядя на худющую Женю. Под этим взглядом девушка спешно побросала в сумку вещи и пошла через зал к выходу, стуча каблуками по потертому деревянному паркету. В дверях она остановилась и бросила на Дмитрия долгий грустный взгляд. Ему показалось, девушка хочет что-то сказать или спросить, но остановить ее он не мог, вниманием журналиста полностью завладела строгая хозяйка «Контраста».

— Итак, почему вас, питерского журналиста, заинтересовала гибель московского реставратора? — спросила Валерия Германовна, вперив в Стриженова удавий взгляд и сцепив в замок пальцы, унизанные золотыми кольцами.

— Потому что московский реставратор умер при очень странных обстоятельствах, — отозвался Стриженов, копируя и властный тон, и сверлящий взгляд Валерии Германовны.

— Что вы имеете в виду? — Она чуть приподняла бровь. — Я думала, это был несчастный случай.

— Понимаете, — осторожно начал журналист, — есть вероятность, что Игоря Степановича столкнули со скалы.

Валерия Германовна нахмурилась и какое-то время сидела молча, рассматривая свои позолоченные руки. Однако скоро она собралась с мыслями и строго сказала:

— В любом случае это дело полиции.

— Согласен. — Дмитрий слегка улыбнулся. — Но мы, журналисты, люди подневольные. Руководство велело разобраться — разбираемся. К тому же я сотрудничаю со следователем, ведущим дело в Крыму.

Тут он, конечно, немного приврал, но чего не сделаешь для пользы дела.

Белоручко кивнула. Видимо, подчинение приказам начальства и сотрудничество с органами власти, по ее мнению, возглавляло список человеческих добродетелей.

— Хорошо. Чем я могу помочь вам? — спросила она.

— Расскажите мне об Игоре Солоновском. Вы долго его знали? — Стриженов достал из кармана блокнот и ручку и приготовился записывать.

— Более чем. Видите ли, Дмитрий Константинович, я искусствовед, доктор наук. Уже много лет преподаю в институте имени Василия Ивановича Сурикова, а Игорь учился там на реставратора станковой живописи. Еще тогда, шестнадцать лет назад, когда Игорь поступал в университет, я обратила на него внимание…

— Он был талантлив? — попытался угадать Стриженов.

— Нет, — Валерия Германовна нахмурилась и покачала головой, — Игорь Солоновский был гениален! Абсолютно гениален. Но дело даже не в этом. Он обожал живопись, жил этим, интересовался только картинами. Игорь мог работать по шестнадцать часов в сутки. Для него не существовало невозможных задач. Он восстанавливал полотна буквально из праха. Проводил на работе все выходные и праздники. Несколько методик, которые Игорь использовал в работе, были авторскими, он их разработал и очень успешно применял. Фактически вся наша компания держалась на Солоновском. Нас ведь всего пятеро. Я — искусствовед, администратор и хозяйка в одном лице. Павел Токаревский — реставратор, но работает он по металлу и дереву. Проще говоря, может восстановить раму, литую икону, но не картину. Женя — вы ее видели, славная девочка, умеет организовать перевозку картин, закупить нужные материалы. У нее художественное образование, так что в красках, холстах, растворителях, кое-какой специализированной технике она разбирается, но и только. Еще Андрей Петрович Лужнов хороший реставратор, но пожилой, в этом году отметил семидесятилетие, с каждым годом он работает все медленнее. В последние полгода практически не выходит из дома. Нам приходится возить картины и оборудование ему на дом, потом забирать. Это дополнительные затраты и сложности. — Белоручко тяжело вздохнула, но, прежде чем Дмитрий успел посочувствовать ее горю, продолжила: — Пятым членом нашей команды был Солоновский. Он выполнял три четверти всех реставрационных работ в компании, составлял заключения, оценки, проводил экспертизы. Жил этой работой.