Белая сирень - Маша Ловыгина Страница 19

— Нужно закусывать, — девушка дотянулась до плиты и выключила газ.

Пожевав губами, мужчина почесал седую щетину в том месте, где раньше росли густые представительские усы

— Уж я как-нибудь сам разберусь.

— Прости, — Ольга водила по столу ребром ладони, собирая невидимые крошки. — Мне очень нужно с кем-нибудь поговорить, — она покачала головой, подбирая слова. — Что-то происходит. Я не понимаю, что именно, но хочу в этом разобраться. Даже не знаю, как начать. Мне кажется, что вчера кто-то хотел проникнуть в мою квартиру.

— Ты же в мою вошла? — насмешливо возразил Лаврик и плеснул в свой стакан ещё немного водки. Вытащил из пакета остатки вчерашнего батона.

— Ещё раз, прости! — Ольга отвернулась и двумя пальцами потёрла веки. — На моей кровати дохлая крыса, кто-то пытается напугать меня и дышит под дверью. Может быть, у него есть ключи. Мне страшно. Мне всё время страшно, где бы я ни была. Тётя Валя умерла, а я ничего не знала, и ничего не сделала, чтобы… как-то… помочь ей…

— С чего ты решила, что ей нужна была твоя помощь? — старик усмехнулся. — Валентина ни в ком не нуждалась, и уж тем более, в тебе. Разве что… — Лаврик медленно жевал батон. Белые крошки скапливались в уголках его рта, падали на колени и на пол. — У твоей тётки была одна страсть.

— Я знаю, — Ольга пожала плечами. Страсть Валентины к деньгам и накопительству была ей известна и никогда не удивляла.

— Может, ты и знаешь, да не всё. Полюбовник у неё был. Молодой. Вот ради него она и старалась. И понимала ведь, что не нужна ему, да видно, ничего поделать с собой не могла. Или не хотела, — старик поднял стакан и, морщась, выпил.

— Надо же… — только и смогла сказать Ольга. — Никогда бы не подумала! — помолчав, осторожно спросила, — кто в ресторане остался?

— В ресторане? — брови старика приподнялись. — Так ресторана нет уже давно. Хозяин продал его. Через год, как ты сбежала.

— П-продал? — девушка заелозила на табуретке, чувствуя, как сначала зачесалась спина, а за ней руки и лицо. Она нервно провела по коже запястья ногтями, оставляя белые полосы. — Почему продал?

— Кто ж его знает. Он и лесопилку продал. Говорят, за границу уехал, живёт там себе припеваючи. А что ж не жить, коли деньги есть. Уж, поди, накопил, на десять жизней хватит. Нас-то всех повыгоняли. Мне что, я привыкший. Да и немного надо… С Валькой я и не виделся после. Слыхал, что одна живёт, а что, да как, не знаю.

— Марина погибла, — Ольга внимательно смотрела на Лаврика.

Старик покивал, но ничего не ответил.

— Ты же общался с ней, после того как… — Ольга торопилась. Она заметила, что глаза Лаврика уже стало заволакивать пьяной дымкой.

— Я? — старик, кажется, снова удивился. — Не помню. Или помню?

— Ну же! Вспоминай! — Оля еле сдерживалась, чтобы не схватить Лаврика за грудки. — Когда ты видел Марину? Ты говорил с ней? Она что-нибудь рассказывала тебе?

— Дык… Может, и заходила как-то. А когда, зачем…

— Господи, — Ольгу трясло, — как же можно так пить?! Тут такое творится, в вы пьёте и веселитесь! Я хочу знать правду! — она вскочила. — Но я её среди вас не найду! Может, и мне тоже запить вместе с вами?! — девушка схватила стакан и поднесла к губам, но Лаврик неожиданно крепко вцепился в её руку. Стремительно приблизив к ней лицо, он впился в неё отрезвевшим взглядом.

— Правды хочешь? — хрипло заговорил он. — Хочешь узнать, почему я пью?! Собирайся. Пошли.

Ничего не понимая, Ольга поднялась вслед за стариком. Платон уже топтался на пороге. Ольга только успела поднять с пола свою сумочку, когда Лаврик уже спускался по ступеням к выходу из подъезда.

На лавочке сидели две женщины, одну из которых Ольга встретила накануне в магазине. Смерив девушку презрительным взглядом, женщина что-то зашептала соседке, и Ольге не пришлось долго соображать, какие мысли могли посетить голову пенсионерки. Она видела себя утром в зеркале, и увиденное ей самой не нравилось. Поздоровавшись, она поспешила за Лавриком, походка которого, в этот раз, была гораздо твёрже и увереннее.

Через пятнадцать минут стало понятно, что они вышли за пределы жилого сектора и направляются в сторону старых песчаных карьеров, оставшихся ещё с советских времён. Ольга ни разу не была на них в детстве, но знала, что летом её школьные друзья проводили там дни напролёт, собираясь дружными ватагами и играя в войнушку. По весне снег таял и скапливался в широких песчаных котлованах, высыхая полностью только к концу июня. А если первый месяц лета не радовал палящим солнцем, то и в июле можно было в своё удовольствие мочить ноги и, лёжа на песке, воображать себя на черноморском пляже.

Они перешли некогда широкий тракт, вдоль заросший борщевиком. Полотно дороги давно не страдало от глубоких рытвин и следов, оставленных тяжёлыми самосвалами. Высокие, похожие на горы, песчаные валуны сейчас расползлись, и тонкие ростки молодой зелени, поднимаясь с земли, уже пробивались сквозь плотные залежи песка. Платон бежал впереди, периодически оборачиваясь и проверяя хозяина и Ольгу. Утреннее солнце грело всё настойчивее, и Оля чувствовала, как влажнеют её плечи и шея под свитером. Ей хотелось остановиться и сказать, нет, лучше крикнуть, Лаврику, что он старый алкоголик и может делать что хочет — пить, валяться пьяным в городских кустах, гулять в заброшенных карьерах. Рационального объяснения Ольге он всё равно дать не в состоянии. Этот молчаливый сосредоточенный марш-бросок окончательно вымотал её. Голова кружилась, уши закладывало, в горле застрял тошнотворный комок, и как она ни старалась, не могла его выкашлять. Когда старик стал подниматься на валун, Ольга застонала и, согнувшись, упёрлась руками в колени. Платон, уже забравшись на вершину, вернулся, подбежал к ней и закружил рядом, пока девушка не пошла дальше. Оля поднималась наверх, хватаясь за чахлые кустики, стараясь не упасть. Но слежавшийся песок под ногами был крепок и, несмотря на то что тонкие струйки его, словно ручейки, бежали из-под ног, ни на сантиметр не продавился под стопой девушки.

— Можно было бы обойти, но это дольше, — старик остановился на вершине, и Оля, тяжело дыша, встала рядом. Платон лишь на секунду замер у ног Лаврика, затем потрусил вниз. Ольга оглядела огромную территорию карьера. С натяжкой, но можно было бы назвать простирающийся пейзаж пустыней, если бы не зелёные островки между песчаными дюнами. Раньше, наверное, так и было.

— Это то, что ты хотел мне показать? — Оля облизала пересохшие губы.

— Нам надо спуститься, — старик махнул рукой чуть правее, — вон к той расщелине.

— Ладно, — Ольга, не дожидаясь Лаврика, стала спускаться первой. Вся одежда её покрылась желтоватой пылью, эта же пыль осела на лице, скрипела на зубах, зудела в порах вспотевшей кожи.

Пёс подбежал к небольшой ложбине, заполненной водой, и стал жадно пить, фыркая и тряся ушами. Девушка опустилась на колени, смочив руки, обтёрла лицо. Дно просвечивало, и Ольге страшно захотелось окунуть свою голову в эту нагретую солнцем, стоячую воду. Лаврик остановился на полпути к расщелине. Он не двигался, и девушка заметила, как опять мелко-мелко дрожат его руки.