Не самые хорошие соседи - Маттиас Эдвардссон Страница 19

До катастрофы

Осень 2015 года

Родители учили меня быть хорошей девочкой, молчать и не суетиться, изящно кивать головой в приветствии и улыбаться. Убеждали, что важно быть красивой, милой и ни с кем не ссориться. Но ничего не объясняли о любви.

— А как узнать, что ты кого-то любишь? — в третьем классе поинтересовалась я у мамы.

Она посмотрела на меня своим особенным, бесконечно удивленным взглядом, который как бы означал «я-не-понимаю-кто-ты-такая-и-что-ты-тут-делаешь».

— Ты это сама поймешь, — сказала она. — Не беспокойся об этом.

До этих слов я и не беспокоилась, мне было просто любопытно, но теперь я сообразила, что любовь — это нечто такое, о чем надо бы побеспокоиться. В общем, все второе полугодие третьего класса я пыталась влюбиться.

Первое чувство обрушилось на меня как раз тогда, когда мне исполнилось десять. Это было как болезнь. Я заразилась, и примерно через неделю в теле поселилась эта восхитительная щекотка. Взгляд, слово, жест, которым он поправлял волосы. Любая мелочь вызывала во мне целую бурю.

Я быстро научилась любить саму влюбленность. Но так и не научилась любить по-настоящему.

Сейчас мне почти сорок, и я снова влюбилась.

Петер вломился в мою жизнь и все изменил.

— То есть как — торопимся? — недоумевал он. — Нельзя все на свете запланировать. Ты влюбляешься — и все!

Он бомбил меня эсэмэсками: громкими словами и тучей сердечек. Пригласил в греческий ресторан в Лунде и всю дорогу держал за руку. Целовал так, словно собирался съесть.

— Но если ты ничего такого не чувствуешь…

— Чувствую, — ответила я; его рука лежала на моем бедре. — Я чувствую то же, что и ты.

Сама ситуация опьяняла. Петер сделал меня снова живой, какой я не была несколько лет. Мне нужно было притормозить и рискнуть жить здесь и сейчас. Вернуться к себе самой, к своей ДНК. Для того чтобы почувствовать себя живым, одному человеку нужно чуть меньше, другому чуть больше. Мне же нужно все.

Петер отвез меня к морю. Мы играли в мини-гольф и ели мягкое мороженое, одну порцию на двоих. Мне нравилось, как он держит меня за руку, чуть крепче, чем надо, как будто боится потерять. И как он начинает обнимать меня, только заметив на мне чей-нибудь взгляд.

И с Фабианом они вроде поладили. Разумеется, все произошло слишком быстро, но казалось многообещающим.

— Мама, — сказал как-то утром Фабиан, — мне не нравится Ула.

Сказал просто так, ни с того ни с сего.

— Почему ты вдруг вспомнил об Уле?

Может, потому, что мы сидели за столом на кухне и видели в окне забор, разделявший его и наш участки?

— Я вспомнил о нем, потому что он мне не нравится. Очень трудно прекратить думать о людях, которые тебе не нравятся.

Иногда он рассуждал намного мудрее меня.

— Я тоже от него не в восторге, — честно призналась я. — Так что выбрось его из головы.

Заводить отношения с соседом было вообще неправильно. Наивно. Ула и Фабиан начали конфликтовать с первого дня.

— Петер лучше, — заявил Фабиан.

Это согревало. Надежда жила.

— Конечно лучше.

Фабиан закончил завтрак, перекинул через плечо школьную сумку и поехал на велосипеде в школу.

Позже в тот же день мне оттуда позвонили, в очередной раз. За все это время бесед, писем и вызовов было так много, что я, если честно, смирилась. Хотя противно, конечно, когда на тебя показывают пальцем и сомневаются в твоих родительских качествах. Конфликт с одноклассницей, сообщил мне в тот раз директор. Ну и разбирайтесь сами, это же ваша обязанность — так и подмывало меня ответить.

— Я пойду с тобой, — сказал Петер, увидев, что я волнуюсь.

Я спросила Фабиана, он сперва пожал плечами, а потом посмотрел на Петера и сказал:

— О’кей. А ты в форме пойдешь?

Петер надел пиджак и рубашку. В такой одежде я его видела в первый раз. Больше всего мне хотелось ее с него снять, но я ограничилась тем, что сунула язык ему в ухо, когда мы припарковались у школы.

Петер вывернулся, посмотрел на Фабиана, который сидел сзади, и спросил:

— Ты нервничаешь?

— Не очень, — ответит тот.

— Не переживай! Мы со всем разберемся.

На улице начало темнеть. От Петера как будто исходила мужская сила. Когда мы шли по школьному коридору, я держала его под руку.

— Здравствуйте, Жаклин, — произнес директор, здороваясь за руку. Он слегка смахивал на Брэда Питта в фильме «12 лет рабства» — длинные волосы и борода, но симпатичный. Не похож на типичного директора школы.

— Петер, — представился Петер, пожимая руку.

Директор проводил нас в зал. «Знания и любовь» — гласил плакат на стене. За столом сидел Микки Андерсон и щелкал колпачком ручки.

— Здравствуйте, — произнес он.

Фабиан говорил, что конфликт случился на физкультуре, но я не была готова к тому, что Микки тоже будет здесь.

— Мы уже встречались раньше, — сказал он, после того как Петер назвал свое имя.

— Вот как! Я вас, наверное, задерживал?

Никто, кроме Петера и Фабиана, не рассмеялся.

— Он полицейский, — объяснила я.

— Да, я видел полицейскую машину, — сказал Микки. — Я живу рядом с Жаклин и Фабианом.