Персональный миф. Психология в действии - Вера Авалиани Страница 18

Но чувства у обоих так и не ушли. И о них знала и не по годам мудрая Вера, не стала вставать буквой «Ф» по поводу того, что все праздники наши семьи проводили вместе. И мой папа – уверенный в себе и в верности жены, желающий её защитить от всего мира. Даже от её чувств к другому.

Спустя десятилетия, когда Леонид Герасимович умер, ещё его жена не узнала об этом, а он явился маме во сне в ту ночь и сказал: «Живой – любил, умер – а люблю». Так что мама узнала о том, что он перешел в мир иной, первой. Но это было уже когда они оба были пенсионерами.

А на той вечеринке в ресторане, судя по тому, что кричал Алексей маме, «Лёнька отобрать хотел» маму у Алексея. И она опять не поддалась. Ведь у него к тому моменту опять в семье появилось ещё двое детей.

Тогда Алексей был свирепым, бил посуду, орал что-то обидное, но не ругательства. А потом плакал и просил прощения. И такие страсти-мордасти длились больше года каждый день. Мама – Скорпион по знаку Зодиака – всегда была для мужчин роковой женщиной. А тут ещё и астрологическое рабство Овна – Алексея перед жестокой хозяйкой. Впрочем, в соответствии с психологией в любви тоже всегда выигрывает тот, кто убегает, кто любит меньше и умеет манипулировать.

Конфликты их становились всё более жесткими, доходило до пощёчин и швыряний на кровать, а то и на пол. Насилие, переходящее в секс. Конечно, не на моих глазах. Но я, чтобы убедиться, что супруги не дерутся, а обнимаются, в щёлку приглядывала за ними. И из-за моего взрослого сознания я понимала, что они делают. Но с высоты теперь пережитых собственных романов могу сказать, что Алексей был силён. И груб в сексе. Его поцелуи больше походили на укусы, а начало акта было явно насильственным, «забивающим» злость. Видно, ему нужна была отрицательная энергия для длительности акта. В советском анекдоте был такой пример: девушка поспешно разделась, чтобы иметь секс. А грузин сказал ей: «А теперь оденься и сопротивляйся». Но тогда, в детстве, я просто отпрянула и убежала. Потому что возбуждение передавалось и мне. Не думаю, что отчим стал бы педофилом. Меня он любил, как ребенка. Впрочем, я боялась его из-за мамы. Я нервничала до такой степени, что стала так называемым «лунатиком». Начала ходить в спящем виде. Это обнаружилось во время сонного часа в детском саду. Я шла и натолкнулась на воспитательницу. И маме высказали, что ребёнок до того нервный, что вот-вот с ума сойдет. И хотя маме секс был явно нужен, она выставила Алексея с его чемоданом за дверь. Думаю, всё же это было в тот момент жертвой ради меня. Потому что мужчина явно был ей нужен.

Не знаю, какой бы я выросла, если б Алексей и дальше оставался жить с нами. Одно могу сказать точно, что, когда уже мне исполнилось семнадцать, он увидел меня случайно в автобусе, пробился ко мне. Обнял не по-отечески. И так притиснулся в полупустом автобусе, что я тогда подумала: какой счастье, что мама его выгнала до того, как я стала сколько-нибудь сексуально привлекательной. А то не избежать бы трагедии в моей и её жизни.

Но после его «увольнения из мужей» трагедия всё же случилась. Мама влюбилась в молодого парня у себя на работе. Без взаимности.

Она перешла со своей работы, связанной с разъездами, на менее оплачиваемую, но более стационарную – заведующую складами ОГМ. Это она тоже сделала ради меня. Ведь в особняке надо было топить печь зимой, готовить ребёнку обеды. И вот там очень смазливый парень – мастер цеха ей приглянулся. Она ради него стала зазывать в дом всех работяг – выпить, закусить её невероятно вкусными пирогами. Но мужчине было неловко от её внимания. Он всячески в тостах подчеркивал, что Зоя нам всем как мамочка.

Видимо, она что-то и где-то сказала о своих чувствах. Но после этого мама напилась. И пила долго. Даже начала гнать самогон. Он было самое ужасное время моей жизни.

Невозможно видеть свою мать раздавленной алкоголем, не реагирующей ни на что. Когда однажды она, пьяная, упала с кровати и я не могла её поднять, я так рыдала, что у меня пропал голос. И сама не знала – жива они или умерла. Сперва я её толкала руками, потом колотила кулаками. Мне так осточертели пьянки дома, бардак и вонь. Я выливала из бутылок купленную у соседей самогонку в раковину. Мать пыталась отбирать, гонялась за мной по двору, а я тем временем лила его на землю.

И вот однажды я решила повеситься. В доме стоял чад и гульба. Я взяла верёвку и пошла в сарай. Сделала петлю, закрепив её за балку скоса крыши. Я сидела и прощалась с тем хорошим, что было у меня, – с вишнёвым садом, с гамаком в беседке, с мыслями о новой роли в театре. Ну не могла я дальше так жить. Крыша сарая была низкой, балки изъедены жучком в труху, она с одной стороны склонялась почти до земли. И пахло древесной пылью и старыми вещами, изгнанными сюда из дома. Я села на пенёк для рубки дров. И прикидывала, раскачивая его, смогу ли выбить его из-под себя. Тоска была такой огромной, что я не собиралась отказываться от задуманного.

Но потом пошёл дождь. Он через не везде целый шифер капал и с крыши сарая. Запахло прибитой пылью. Я обожаю этот запах – когда дождь начинается после жары. И я вышла в сад, села под вишней и дышала жадно воздухом и подставляла лицо каплям. И с меня как будто смыло морок. Ведь пройдёт время, я уеду куда-нибудь учиться, выйду замуж. Правда, ждать этого ещё долго. Но ведь это лучше, чем ничего.

И я пошла в дом, провонявший запахами перегара и закуски. Мамы дома не было. Я снова вышла в сад.

Оказалось, что, когда все разошлись, мама спохватилась, где же среди ночи дочка. Взяла фонарь и, шатаясь, пошла меня искать. Нашла петлю в сарае – я спряталась от неё за деревом.

Она вышла из сарая очень злая и стала кричать, поворачиваясь вокруг себя:

– Кто хочет повеситься – тот вешается. А не пугает других.

И ушла в дом в ярости, а не раскаянии.

Но с этого момента пить перестала. Посиделки в нашем доме кончились. И до конца дней мама стала суровой и раздражённой моралисткой, не пьющей вообще. Она как-то резко состарилась, перестала покупать те красивые вещи и бельё, которые у неё были всегда, сколько помню. Видно, парень этот уволился или женился. Но я всю жизнь отнекивалась от предложений молодых парней. Мне всегда помнилась та унизительная позиция, которая была неизбежна для женщины, которая вдвое старше».

– А как же Пугачева?! – прервал чтение Олег. – Ведь можно же в человеке любить личность, а не только сиськи! – Казалось, он был искренне возмущен.

– В такой любви изначально присутствует опасность, что появится кто-то, кто родит детей. И боль женщины может быть ужасной. Лучше не начинать. Только теперь я понимаю, что для мамы тогда просто необходима была алкогольная анестезия. Но я в такой ситуации пить не стала. Когда меня бросили, я всё время ходила – днём и ночью, по комнате кругами, по улице незнамо куда. Но по маминому примеру я видела, как опасно попробовать глушить боль утраты красоты и свежести алкоголем. От него боль только разгорается и жжёт, как огонь, – сказала как отрезала Ира.