Цветы абсолютного зла - Анна Данилова Страница 18

Патрик, весь мокрый от пота, скинул с себя наконец шубу, шапку отшвырнул от себя с таким видом, словно только сейчас увидел ее и удивился тому, что она по-прежнему находится на его голове в теплом гостиничном номере.

– Что такое ты говоришь… – всхлипывала, размазывая по лицу краску, Земцова. – Как это нет Крымова?

– Нет, Крымов, конечно, есть, только он, повторяю, уже не тот. Ты не можешь любить человека, который так сильно изменился. Это отмечают все наши друзья. Он занимается непонятно чем, проворачивает какие-то темные делишки, крутится в большой политике, выполняя, я так думаю, ответственные поручения, и вообще служит не одному государству… Я понимаю, тебе больно это слышать, но ты в его жизни занимаешь…

– Ты не смеешь так говорить… Замолчи! Что ты знаешь обо мне, о нем? Мы вместе начинали. Он был такой, такой… Я училась у него жизни, это только благодаря ему я стала такой, какой стала… Да, он глыба, которую мне не по силам свернуть, вероятно, ему нужна другая женщина…

– Брось… Ему вообще никто не нужен, по большому счету. Он по натуре артист, аферист, но ужасно обаятельная бестия. Ему требуются деньги и женщины, как и любому мужчине, но ему не нужна семья. Разве лишь символично…

– Патрик, ты приехал, чтобы сказать мне об этом?

– Да, именно за этим я и приехал. У меня все по-другому. Я адвокат, у меня своя юридическая контора, у меня большая квартира в Париже, загородный дом…

При словах «загородный дом» Юля вспомнила заснеженный участок перед своим загородным домом, где сейчас спала ее Машенька, и сердце ее дрогнуло от жалости к себе и к дочери. Ну все их бросили, даже мама, которая не смогла так надолго оставить в Москве своего молодого мужа.

– Что значит «по-другому»? Ты – такой же мужчина, как и все. И почему я должна поверить тебе и разрушить свою семью? Что ты такое говоришь? Патрик, одумайся, ты приехал сюда…

– Я приехал к тебе, а не сюда, и мне безразлично, где ты сейчас находишься – в России или Новой Зеландии. Я приехал за тобой.

– Все, хватит, надо успокоиться… – Она пересела в кресло, достала носовой платок и высморкалась. – Сейчас ночь. Я не знаю почему, но мне холодно… зуб на зуб не попадает. Я заказала ужин на двоих. Ты извини меня, что я набросилась на тебя, как фурия…

Плечи ее подрагивали. Патрик подхватил ее и усадил к себе на колени.

– Я же сказал тебе, что я адвокат. У меня есть все основания утверждать, что Крымов неверен тебе. Да, это больно, но ты же сильная женщина, я знаю тебя, да и ты себя отлично знаешь… Мне Крымов рассказывал, какие вы с ним тут проворачивали дела, слабые женщины на такое не способны… Взять хотя бы дело Ломова… Уверен, что ты и сейчас не сидишь сложа руки, а работаешь. Но почему здесь? Твои таланты пригодились бы не только в России… Французский ты знаешь… Ты могла бы помогать мне в Париже, я и сам веду там расследования, если этого требует дело… Тебе вовсе не обязательно ограничиваться ролью домохозяйки, и ты это прекрасно понимаешь…

– Патрик, какие у тебя доказательства… – глотая слезы, спросила она. – Что еще натворил Крымов? С кем переспал?

Патрик протянул руку за кейсом, открыл его и достал папку с сильно увеличенными цветными фотографиями, где Юля увидела своего мужа в самых разных компаниях, в обнимку с красивыми женщинами. Она медленно, снимок за снимком просматривала их, и по лицу ее катились слезы.

– Да, ты прав, это уже образ жизни. – Она шмыгнула носом. И в ту же самую минуту сердце ее словно остановилось: она увидела край бассейна, стеклянный столик, а за ним парочку – Крымова с Щукиной, их бывшей секретаршей.

– Да, она сейчас в Париже. Живет в вашем доме почти целую неделю и чувствует себя в нем как хозяйка.

Юля с яростью отшвырнула от себя прекрасно и четко выполненные снимки, словно они физически приносили ей боль.

– Ты не должен был показывать мне именно эти снимки… Это уже слишком, ты понимаешь, слишком больно…

Она бы наверняка разрыдалась, если бы в это время в дверь номера не постучались – прибыл ужин.

Официант, прикативший столик, получив чаевые, исчез, а вместе с ним из номера ушла и какая-то напряженность. Юля позволила себе немного расслабиться, выпить вина. За окном шел снег, очень медленно.

– Я бы тоже хотела так жить… медленно, вот как этот снег, и никуда не спешить… Согласись, в этом что-то есть… – сказала она, вконец успокоившись. Все происходящее с ней показалось ей сном: и Патрик, проворно расправлявшийся с отбивной, и она сама в отражении огромного, в старинном стиле, зеркала с бокалом вина в руке.

– Ты сама вольна жить так, как тебе хочется. И с кем хочется. Конечно, я понимаю, ты никак не можешь забыть своего Крымова, но тебе пора подумать и о какой-то стабильности в своей жизни. Это мужчине, быть может, не так уж и нужно, чтобы рядом с ним жил кто-то очень близкий, дорогой. Но женщина устроена иначе. Что делаешь ты в этом холодном городе, да еще и одна? Или у тебя уже кто-то есть? Шубин, к примеру?

Она сама рассказывала ему в свое время про Шубина, поэтому сейчас упоминание о нем вызвало в ней лишь слабую улыбку.

– Он женится, у него все хорошо с Женей, нашей новой сотрудницей.

– Значит, я приехал не зря?

– Не знаю… я не могу принять вот так быстро решение…

– Значит, этих фотографий тебе недостаточно, или, может, ты мазохистка, распаляющая себя рассказами о похождениях своих возлюбленных?

– Это не смешно.

– Ладно, извини…

При розовом свете ночной лампы, под одеялом, прижавшись друг к другу, они некоторое время молчали. Юля думала о том, что так не бывает. Что Патрик не мог приехать к ней для того, чтобы, сделав предложение, увезти ее с собой во Францию. Это было нереально, слишком легкомысленно. Но и думать, что за этим приездом скрывалась очередная авантюра Крымова, тоже было противно. Какой смысл Крымову посылать в Саратов своего приятеля, чтобы потом, скажем, застукать их в гостинице или же обзавестись аналогичными компрометирующими фотографиями? Зачем? Да стоит ему захотеть развестись с ней, как все это произойдет за несколько минут – разве он встретит отказ с ее стороны? Значит, Патрик приехал сюда все-таки ради нее, и было странно и одновременно приятно думать об этом.

Патрик же, в свою очередь, был по-настоящему счастлив. Он, в отличие от Земцовой, никогда не считал себя легкомысленным и, прежде чем решиться совершить такой поступок, продумал все до мелочей. Но самым главным для него было выяснить, любит ли Крымов свою жену и не станет ли он опасен для самого Патрика в дальнейшем в роли рогоносца, а потом отвергнутого и брошенного мужа. Он, Патрик Дюваль, многое видел и понимал. Конечно, Крымов был в какой-то степени привязан к Земцовой, но не более. Что касается его чувств к дочери, которые могли бы стать настоящей помехой разводу Крымова с Земцовой, то и здесь Патрик не видел со стороны своего друга особой любви к ребенку. Кроме того, судя по тем частым мужским разговорам, которые велись то в парижской квартире Крымова, то у Дюваля дома за бутылкой вина, когда они обменивались какими-то мнениями, занимались делами или просто строили планы, получалось, что Крымов чуть ли не тяготился своей женой. Его дом в Саратове, за городом, резко отличавшийся от тех домов, которые он мог бы себе позволить купить (да и покупал) в Европе, воспринимался – во всяком случае, посвященными в его семейные дела людьми – как дань его жене. Пусть, мол, потешится, что и у нее на родине есть свой большой дом. Тот момент, когда Юля стала его любовницей, Патрик помнил смутно. Они были на какой-то шумной вечеринке, Юля много выпила, они оказались одни в комнате, она расплакалась и призналась Патрику, которому бесконечно доверяла, как другу семьи, что ей очень плохо, что Крымов изменяет ей, что она почти не спит, что находится на грани нервного срыва. Возможно, именно тогда-то и вспыхнула его страсть к ней – он тотчас пригласил ее на морскую прогулку, за которой последовала еще одна, еще… Он влюбился в Юлю, но разум вместе с инстинктом самосохранения подсказывал ему, что они должны самым тщательнейшим образом скрывать свою связь. Он знал, что у Юли были и до него увлечения, но, как правило, все они заканчивались ничем. Патрик старался не думать об этом. Он молод, ему всего тридцать один год, перед ним весь мир и огромные перспективы. Достаточно богатый благодаря своим родителям, тоже юристам, он и сам лично многого достиг на этом поприще. У него были своя клиентура, приличные гонорары, на которые он мог бы содержать семью. Но ему нужна была жена друга – Юля. Он и сам не знал, что именно его в ней привлекало. Безусловно, она была по-своему красива, но все же не фотомодель. Пожалуй, искренность, доброта и скрытое в ней желание любить, которое он почувствовал, едва прикоснулся к ней, когда они остались впервые одни в каком-то мотеле. Он полюбил ее, он мечтал о ней, он хотел ее, он постоянно думал о ней. И все то время, что она отсутствовала, он переживал тяжело, постоянно поддерживая связь с няней Катей, которой заплатил за то, чтобы она сообщала ему обо всех передвижениях своей хозяйки. И вот теперь он здесь, в заснеженной России, в гостиничном номере, и держит в объятиях прекраснейшую из женщин. Ему даже показалось, что он уже украл ее у Крымова, хотя настоящего разговора, по сути, еще не состоялось и Юля не сказала ему о своем решении.