Постумия - Инна Тронина Страница 18

Недолго думая, я взяла быка за рога. Любой ценой женить на себе Маамуна! Это стало моей главной целью. И вовсе не потому, чтобы считаться «честной». Просто иначе мне было не вырваться за границу – а очень хотелось. Жизнь «норки» тогда казалась мне недостижимым идеалом.

Ночами я выходила на лоджию, смотрела на полную Луну, крестила свой рот и говорила: «Сон про меня, сон для тебя, для Божьего раба Маамуна. Аминь».

Делать это нужно было три раза в месяц. Девчонки, с которыми мы вместе занимались гробокопательством, шёпотом предупредили, что на мусульманина заговор может и не подействовать. Для верности я тайком подливала Маамуну из своего бокала пива или вина. И приговаривала при этом про себя: «Пей, допивай, люби, не забывай!»

Кстати, помогло, хоть он и не крещёный. Я дико боялась, что Маамун смоется. С другими девчонками именно так и бывало. Конечно, дома ничего не знали. Делилась я своими любовными проблемами только в школе, с двумя подружками. Была в них уверена на все сто. Сидя в «тубзике», мы шёпотом обсуждали, как быть. Стоит сказать Маамуну о моей беременности или лучше скрывать до последнего?

Я доверилась интуиции и решила сказать. Арабы ведь к таким делам относятся иначе, чем русские. Даже если Маамун меня не любит, но своего ребёнка просто так не бросит. А что залетела я от него, Маамун ни на миг не сомневался. Но, пока не состоялась свадьба, этот вопрос был в нашей семье, как шишка в заднице.

Месяца три я развлекалась тем, что ходила по салонам для новобрачных и выбирала себе подвенечное платье. Скажу сразу, что купить наряд не получилось – взяли напрокат. Платье было очень красивое – из итальянского атласа. Корсет и юбка декорированы французским кружевом «шантильи», плечи открыты.

Маамун тогда был либерален и больше всего хотел, чтобы все видели его красавицу жену. На обручальных кольцах мы выгравировали свои имена – по-русски и по-арабски. Но до тех пор ещё много чего случилось…

Белой летней ночью я возвращалась домой с огромным букетом кремовых роз «Мускат». Их как раз продавали по сниженным ценам, и Маамун расщедрился. Как назло, меня в окна увидели старухи-соседки. И. натурально, доложили всё жене брата. Они, оказывается, давно выследили нас в «Шаверме», но ничего не могли доказать.

После истории с математиком им поверили не сразу, но на сей раз всё оказалось правдой. Я реально залетела и была уже на четвёртом месяце.

Дело очень быстро дошло до дяди, который припомнил мне всё. От него я узнала, что стала жертвой метода Кристеллера. При родах меня буквально выдавливали полотенцем из живота матери. Много времени спустя выяснилось, что у меня, скорее всего, изменён определённый ген; потому я такая распущенная. Я даже записала его название на бумажке. У мужиков тоже есть такой ген, только называется иначе. Так что я ни в чём не виновата – просто больной человек.

Конечно, в школе мне устроили моббинг. Другие гуляют – и ничего, а меня разбирали перед всем классом. Это было уже в сентябре. Могли бы перевести в вечернюю школу потихоньку, но нарочно решили поиздеваться. Всем девчонкам запретили со мной разговаривать, потому что спуталась с «черножопым». Маамун же поклялся зарезать любого, кто потащит меня на аборт. Какой там аборт – живот уже лез на нос!

– Вразумляй до трёх раз, а после отрекайся! – сказал дядя Сева, подведя итог многодневным дебатам. – Это уже второй твой крупный проступок. Совершишь третий – и я тебя не знаю. Живи тогда, как хочешь. А пока, если хочешь рожать, перейдёшь в вечернюю школу. Среднее образование надо получать железно, а там сама решишь.

Потом я долго привыкала к ребёнку в приюте «Маленькая мама». Это получилось не сразу – слишком я была молода. Сын казался живой куклой, и она быстро надоела. Со мной там жили девчонки-нищенки, которые на самом деле не бедствовали. Честно говорили, что у них просто такая работа. Дети им, конечно, пригодятся – с маленькими больше подают.

Очень скоро меня потянуло на волю. Хотелось развлекаться, танцевать и крутить любовь, но приехал Маамун-старший. Сказал, что на Востоке ничего этого не будет. И точка! Там женщина должна ублажать только своего мужа.

От такой перспективы я приуныла и раздумала выходить замуж. Но дядя заявил, что у мальчика должен быть отец. Мы сыграли аж две свадьбы – в России и в Израиле. Как и следовало ожидать, надолго меня не хватило. Под именем Мариам я прожила у мужа меньше года и вернулась в Питер. Маамун отпустил меня при условии, что я никогда не стану претендовать на ребёнка.

В дальнейшем я признавала, что взбрыкнула тогда зря. Семья Маамуна была богатая. Все имели израильское гражданство. Мой свёкор, известный и уважаемый геммолог, радовался появлению невестки. Непутёвый сынок вернулся домой с юной супругой и прекрасным сынишкой. А, значит, гарантированно возьмётся за ум. И перестанет, как паршивая овца, портить всё стадо.

Вскоре я уже умела различать тринадцать видов бриллиантов – от А до Н. И знала, что самые барахловые «брюлики» поставляют из ЮАР. Жила семья аль-Мехбади в Восточном Иерусалиме. Их дом был больше поход на дворец.

Я, которая в детстве вырезала корону из фольги и обматывалась для красоты ёлочными гирляндами, теперь существовала в мире золота и драгоценных камней первоклассного качества. На моём перстне красовался очень дорогой, элитный турмалин неповторимого оттенка. Стоил он, на минуточку, семьсот тысяч баксов.

Когда-то свёкор поклялся Аллахом, что преподнесёт этот перстень женщине, которая сумеет взнуздать его наследника, привести к семейному очагу. Перстень сразу же внесли в контракт. При разводе я имела право взять его с собой. Кроме того, после заключения брака мне выплатили десять тысяч долларов. Детская мечта стала явью. Я чувствовала себя Золушкой, для которой никогда не наступит полночь.

Как всем грешницам, мне безумно везло. Муж-араб привёз меня не в хижину с земляным полом. И не в тесный дом, где живёт ещё двадцать человек родни – вперемешку с козами и овцами. Сама того не понимая, я дорого продала свою невинность. После этого Маамун был просто обязан жениться.

То, что у нас лицемерно порицается, на Востоке является скучной нормой. Ни о какой любви перед свадьбой даже не говорят. Арабы вообще не воспринимают такую постановку вопроса. Человек сватается, только если уверен, что сможет содержать жену – не хуже, чем её отец. А поскольку в родительском доме я буквально выла от скуки и нищеты, то превзойти мой прежний уровень оказалось просто. Все мои шкурные выкладки, от которых морщилась Кристина, и мрачнел лицом Богдан, в доме Маамуна прошли на «ура».

На первых порах, обсуждая материальные вопросы, я дико стеснялась. Но свёкор с улыбкой сказал мне: «Если женщина выходит замуж без контракта и ничего не требует, значит, она себя не ценит. Тогда за что же её станут ценить муж и его родня?»

В первые месяцы я буквально визжала от щенячьего восторга, постигая восточную жизнь. У меня были свои большие деньги, которые следовало тратить только на себя – даже не на ребёнка. Я ничего не привезла из дома, и зарплату тоже не получала. Но вполне довольствовалась тем, что давал муж.