Секретный дневник доктора Уотсона - Фил Гровик Страница 18

На какое-то время, которое показалось нам бесконечным, но, вероятно, заняло не больше доли секунды, когда успеваешь разве что моргнуть, мы с Холмсом остолбенели и только механически протягивали руки товарищу Ленину.

Перед нами стоял символ русской революции, причем оказался он довольно мелким. Рост мужчины составлял пять футов четыре дюйма; может, чуть больше или чуть меньше. Должен сказать, что я ни в коей мере не иронизирую, ведь я врач и не имею привычки смеяться над телосложением и ростом других людей. Мы с Холмсом с удивлением узнали, что Ленин является горячим нашим поклонником; Рейли выступал в роли переводчика.

Находясь в ссылке в Швейцарии, Ленин прочитал все мои рассказы о Холмсе и, казалось, считал прославленного детектива в некотором роде родственной душой. Он говорил своей жене и Троцкому, что мы – как раз те люди, которые нужны революции: Холмс – благодаря своему логическому уму и отсутствию лишних эмоций, а я как верный летописец, описавший его приключения. Такие способности, как у меня, Ленин очень высоко ценил, поскольку ему требовалась русская версия моей персоны, то есть хроникер революции, который описал бы ее для последующих поколений в том ключе, как выгодно Ленину.

Вождь предложил нам присесть – что мы и сделали – и стал через Рейли задавать Холмсу разнообразные вопросы о его дедуктивном методе и мнении о Скотленд-Ярде. Мой друг вежливо отвечал; казалось даже, ему льстит внимание Ленина. Но мне лично стало неуютно после вопросов о методах, используемых нашей полицией. Невольно я представил монументальное сооружение в центре Москвы с вывеской «Сибирь-Ярд». Вся эта сцена попахивала абсурдом.

Примерно через полчаса, на протяжении которых Ленин сыпал вопросами и откровенно льстил Холмсу и мне, он сказал, что ему нужно уезжать на встречу с Троцким, а затем по-настоящему удивил нас. Он протянул Холмсу книгу, которую держал в руке. Это оказалось русское издание моих работ. Ленин попросил нас обоих подписать экземпляр, что мы, конечно, сделали, причем Холмс оставил широкий росчерк, которого я никогда раньше не видел.

Ленин с таким восторгом смотрел на страницу с нашими автографами, что я вспомнил своего сына Джона: тот точно так же любовался ярко-красным игрушечным фургоном, который мы с женой подарили ему на Рождество, когда ему было пять лет. Затем Ленин осторожно закрыл книгу и пожал нам руки, после чего, гордо выпрямившись и снова превратившись в воплощение революции, покинул библиотеку.

Рейли посмотрел на нас с Холмсом, достал из кармана кителя лист бумаги и ручку и с иронией обратился к нам:

– Могу и я попросить вас оставить автографы?

Я спросил Рейли, почему он насмехается над Лениным, являясь одним из его подчиненных. Он ответил, что на самом деле Ленин в душе остается буржуа и, несмотря на всю риторику, не составляет и одной десятой каменной стены, которой является Сталин. Поскольку ни Холмс, ни я никогда не слышали про такого человека, Рейли пояснил, что Сталин родом из Грузии и по национальности он не русский. У него восточный ум, для которого типично коварство, и думает он только о власти. Также нам рассказали, что Сталин уже оценил потенциал Рейли как сильного будущего противника, и если Рейли не уберет Сталина, то Сталин определенно уберет Рейли.

Холмс хотел бы получить ответы на множество вопросов о Ленине, Троцком, Сталине и остальных, но поскольку теперь все было готово и нам предстояло вскоре уезжать, Рейли пообещал ответить только на один вопрос.

– Хорошо, – кивнул Холмс. – Что сказали Ленину о нашем пребывании здесь?

– Как вы сами видели, товарищ Ленин – ваш поклонник. Ему сообщили, что вы путешествуете инкогнито, чтобы поймать здесь вора, укравшего драгоценности. Он любит шпионский аспект.

– Вы хотите сказать, что он думает, будто мы работаем над каким-то делом? – с неверием в голосе уточнил Холмс.

– Ну а что еще вы оба могли бы делать в России, мистер Холмс? – ответил вопросом на вопрос Рейли.

Теперь события наконец стали развиваться. Рейли сообщил, что есть поезд до Перми, а там нам предстоит пересесть на другой, который идет в Екатеринбург. Нам выделили отдельный вагон, как положено по статусу крупному чину ЧК. Тот же вагон предназначался и для царской семьи на обратном пути – если мы, конечно, поедем обратно.

С одной стороны, я был очень благодарен. Холмса и меня заверили, что нас оставят одних; будет время отдохнуть и поразмышлять.