Вредная особа - Марина Серова Страница 18

Дверь открылась сама собой, как в сказке, словно приглашая меня идти дальше.

Или я просто сама машинально подтолкнула ее ногой?

Но в любом случае — вполне возможно, что хозяин чересчур увлекся своей работой и не слышит моих призывов.

А может быть, здесь принято проходить сразу в дом, в мастерскую?

Где-то я читала, что в маленьких деревнях люди до сих пор не запирают входных дверей и живут, как при коммунизме.

И все же это выглядело как-то подозрительно.

На всякий случай, чтобы успокоиться, я нашарила в наплечной сумке газовый пистолет и зажала в руке его рукоятку, чтобы — если вдруг понадобится! — сподручнее было выхватывать.

И почему Сергей сказал, что сюда ни в коем случае нельзя идти одной?

А если мне вдруг тоже вздумалось заказать себе сувенирчик в виде оружия?

Что-нибудь эдакое, украшенное рубинами?

Извините, но я же не предполагала, что этот «замок» находится чуть ли не на болоте и здесь вокруг не будет видно ни единой живой души?

И вообще, при слове «Кузнец» у меня срабатывали какие-то детские, сказочные ассоциации: уютная кузница в селе, где веселый бородач чего-то там раздувает и громко долбит по наковальне каким-то особым молотком.

Например, кует богатырские мечи.

Стоп, только теперь я поняла, что больше всего меня здесь сбивало с толку: тишина.

Интересно, какая же это, черт возьми, кузница, если в доме стояла полнейшая тишина, нарушаемая только отдаленным кваканьем лягушек?

Да здесь должен быть трезвон, толпа народа, ну и я бы как-нибудь незаметно протиснулась, выведала незаметно все, что мне нужно.

Может, развернуться и удрать отсюда, пока не поздно?

Но глупо не зайти в распахнутую пред тобой дверь и не сделать еще одной, последней попытки отыскать хозяина.

Я зашла в прихожую и еще раз громко позвала:

«Есть ли тут кто живой?», сама вдруг ужаснувшись знакомому, обиходному обороту.

Ничего себе, подразумевается, что неживых здесь как раз может быть полным-полно… — нет, что-то я снова начала думать не о том.

Я стояла в небольшом квадратном коридорчике, который всем своим видом напоминал ободранные сени обыкновенного деревенского дома: дешевые обои на стенах, жестяные ведра в углу, какие-то деревянные лавки.

Передо мной был вход в большую комнату, тоже обставленную с претензией на типично деревенскую обстановку, — даже не делая больше ни шага, я могла разглядеть веселые цветочки на занавесках, ковровые дорожки и электрический самовар на столе, стоящий на большом расписном подносе.

Но во всем этом простецком антураже все же было что-то ненатуральное, стилизованное под бедную российскую деревню, словно бы я попала в плохонький, кое-как состряпанный музей.

Я зашла в комнату и снова позвала хозяев.

Опять никто не отозвался, и стало ясно, что, по-хорошему, мне следовало бы уходить.

Хотя, возможно. Кузнец просто куда-то отлучился, и можно подождать его несколько минут — может быть, он вот-вот вернется?

Например, вышел за водой? Или еще по какой-нибудь надобности?

Поэтому и двери оставил открытыми.

Мне даже повезло, что я могу его подождать и пока как следует спокойно осмотреться вокруг.

Ничего ведь нет особенного в том, что заказчик подождет мастера не на улице, а в тепле, скромно устроившись на табуретке, которая тоже показалась мне какой-то нарочито «табуретистой» — сейчас даже в самых бедных домах люди сидели на нормальных стульях со спинками.

Неужто хозяину двухэтажного коттеджа из красного кирпича, ювелиру, украшающему рукоятки кинжалов и мечей драгоценными камнями, не хватило денег на обстановку хотя бы тарасовской мебельной фабрики?

Чего ради он так прибедняется?

Но чем подробнее рассматривала я теперь комнату Кузнеца, тем отчетливее у меня внутри возникала волна раздражения.

Смотрите-ка, даже ходики у него на стене с гирьками, дедовских времен, и радиола еще довоенного образца, и березовый веник для бани висит чуть ли не на самом видном месте!

Зато еще с пригорка я хорошо приметила на крыше коттеджа спутниковую антенну.

Как же, интересно, черно-белый телевизор «Рекорд» управляется со спутниковой связью?

Нет, мне было ясно, что эта комната предназначалась исключительно для приема самых бесхитростных деревенских гостей.

А что это за провода тянутся вдоль стены куда-то за занавеску?

Я потихоньку встала и теперь уже действительно крадучись, осторожно заглянула за ситцевую занавеску со старомодным рисунком, на коем изображены были танцующие журавли.

Там обнаружилась дверь, на которой висела табличка с неожиданно четкой надписью: «Не входить!»

Затаив дыхание, я слегка подтолкнула плечом дверь, и она сразу же поддалась.

Моему взгляду открылась часть практически пустой комнаты с белыми стенами, в которой стояли стол, компьютер, принтер и японский телевизор. На стене висел плоский экран.

Но больше всего меня заинтересовало не это: из комнаты вела лестница на второй этаж!

Я колебалась лишь всего минуту: в конце концов, что тут особенного?

Посетительница пришла к Кузнецу, пытается его найти, все двери открыты…

Ведь я же не залезла в дом через окно и не спустилась через трубу? Какие проблемы?

Но противный внутренний голос мне на это рассудительно заметил, что обыкновенный клиент не стал бы соваться даже за занавеску, не то чтобы идти куда-то еще дальше.

Нормальный гость скромно посидел бы, поджидая хозяина в «приемной» с самоваром, и через некоторое время отправился домой, а не шнырял бы по чужому дому.

Но интересное дело: неужто мне теперь возвращаться назад в Тарасов ни с чем?

А может быть, мне просто дико повезло, что я попала в коттедж как раз в такой момент, когда он пуст, и поэтому есть возможность здесь все как следует осмотреть?

Неужели я, как частный детектив, должна упускать такой шанс?

Вдруг мне прямо сейчас попадется на глаза тот пропавший нож или, точнее — меч, в общем — сакра… скрама… ну, эта самая штуковина, похищенная у Сергея?

Пока мы сидели в «заоблачном» кафе, он чуть ли не целый час в подробностях рассказывал, как выглядит его драгоценность, так что я уже неплохо себе представляла это оружие.

Еще бы, о любимой девушке так не говорят, как Конищев распинался о своем украшенном рубинами мече, радуясь, что я взялась расхлебывать кашу с ограблением.