Фестиваль для южного города - Чингиз Абдуллаев Страница 18

Дронго осматривал раненого. Он с удовольствием отметил, чтопуля прошла по касательной, лишь оставив глубокий след, вырвав кусок кожи имяса. Салим держался за руку.

– Мне отрежут руку? – испуганно спросил он. – Чтосо мной будет? Скажите честно: мне отрежут руку?

– Глупости, – улыбнулся Дронго, – с тобой все впорядке. Пуля тебя только задела. Из такого обреза попасть в человека оченьтрудно. Но вполне вероятно, что этот ненормальный чистил свой обрез, толькокогда покупал эту винтовку. Чтобы не было заражения, нужно срочно в больницу.Ты еще будешь боксировать этой рукой, я тебе обещаю.

Из отеля выбежали несколько сотрудников вместе с главнымменеджером. Это был мужчина среднего роста, в очках, почти лысый. Он считался вгороде одним из самых лучших специалистов по ресторанам и в организацииобщественного питания. Он подошел к Дронго.

– Добрый день, – вежливо поздоровался менеджер. –Я не знал, что вы тоже здесь. Услышал выстрелы и сразу выбежал.

– Какой-то идиот, – показал в сторону стрелявшегоДронго. – У меня к вам просьба. Вы можете отправить нашего пострадавшегодруга в больницу? Я должен ехать вместе с режиссером. У него теперь нетпереводчика.

– Конечно, – кивнул менеджер. – Не волнуйтесь. Явсе сделаю. – Он подозвал одного из сотрудников и дал ему указание. Дронгоповернулся к Хитченсу.

– Не будем заставлять министра ждать, – предложилон, – давайте поедем на встречу.

– На какую встречу? – взвизгнул Мовсани. – Меняубьют по дороге.

– Я поеду с вами, – предложил Дронго. – И еще снами поедут сотрудники полиции. Никто на нас не нападет. Я думаю, что этокакой-то безумный тип. Садитесь в машину, я сейчас все выясню.

Он подошел к нападавшему, которого держали уже человек шестьили семь. У него было растерянное лицо, блуждающий взгляд.

– Зачем ты стрелял? – строго спросил Дронго. – Ктоты такой?

– Рагим Велиев, – показал его документы один изсотрудников полиции, признавший в Дронго руководителя, имевшего право задаватьподобные вопросы. – Он местный. Пока молчит. Но ничего, у нас всерасскажет.

– Зачем ты стрелял? – снова спросил Дронго. – Тыможешь хоть что-то объяснить?

– Говори, негодяй, – ударил стрелявшего по голове одиниз полицейских.

– Подождите, – поморщился Дронго, – не смейте егобить. Я хочу с ним поговорить. Зачем ты стрелял? Ты ведь не попал в режиссера,а вместо него подстрелил парня, который ни в чем не виноват. А если он умрет?

Рагим поднял голову. Посмотрел по сторонам. Взгляд началприобретать более осмысленное выражение. У Велиева были свалявшиеся седыеволосы, заросшее лицо.

– Я не хотел в него стрелять, – выдавил он.

– А в режиссера хотел? – спросил Дронго.

– Да, он кяфур, неверный. Мне в мечети говорили, что онприезжает. Он не должен здесь оставаться. Он предал свою веру. И по телевизорусказали, что приехал человек, предавший исламскую веру.

– В какой мечети? – уточнил Дронго.

– Он, наверно, ваххабит, – вмешался кто-то изтолпы. – Они все такие, фанатики.

– Замолчите! – крикнул Дронго. – В какой мечети?

– Там, – показал Рагим в сторону юга, – вАрдебиле.

– Ясно, – сказал Дронго.

– Он шпион, – закричал один из сотрудниковполиции, – его прислали иранцы! Он шпион!

– Какой он шпион, – сказал другой мужчина в очках,похожий на учителя, – он просто одурманен глупой телевизионнойпропагандой, которая идет с наших экранов. Не нужно было закрывать другиеканалы. Вот теперь люди и смотрят эту чушь.

– Заберите этого типа и проверьте его психическоесостояние, – предложил Дронго сотрудникам Министерства национальнойбезопасности, – и учтите, что он стрелял из обреза, с которым не идут насерьезное преступление. Будет лучше, если вы сначала отвезете его к врачам.

– Это будет решать начальство, – сказал молодой человек. –Вот, кажется, кто-то уже приехал.

На площадку перед отелем уже выруливали два автомобиля свысокопоставленными сотрудниками Министерства внутренних дел. Очевидно,полицейские успели по рации сообщить о случившемся.

– Нам нужно ехать, – строго сказал Дронго, обращаясь кобоим офицерам. – Сдайте его и поедем.

– Вы же видите, наш генерал приехал, – испугался одиниз них, – сам заместитель начальника горотдела. Мы не можем сейчас никудауехать.

– Ваша задача – охранять гостя, прибывшего на кинофестиваль, –указал Дронго в сторону Мовсани.

– Простите нас, – тревожно сказал офицер. – Но мыне можем уехать без разрешения руководства. А там приехал наш начальник.

– Все верно, – печально согласился Дронго, – выскорее умрете, чем уедете отсюда. Тем более что Мовсани остался жив, апреступник схвачен. Каждый из вас постарается отрапортовать как можно быстрее.

Дронго подумал, что теперь они не сдвинутся с места. Имважно было доложить руководству, как они отличились. Он вернулся к «Мерседесу».

– Нам нужно ехать. Мы уже опаздываем, – сказал онХитченсу.

– Полицейские не едут, – понял тот.

– Нет. Им важнее лично рассказать о случившемся начальству.

Хитченс усмехнулся.

– Что советуете делать? – тихо спросил он.

– Поедем, – сказал Дронго. – Нас двое, и вывооружены. И еще наш водитель. За нами обязательно поедут сотрудникиМинистерства национальной безопасности. Хотя и постараются не попадаться нам наглаза. Полагаю, что это гораздо надежнее, чем наши сотрудники полиции. Крометого, я думаю, что господину Мовсани ничто не будет угрожать в кабинетеминистра культуры. А пока он выйдет и вернется сюда на интервью, к нам подъедутвсе остальные: и сотрудники полиции, и сотрудники другого ведомства.

– Они тоже нас опекают, – сообразил Хитченс.

– А вы как думали?

– Я никуда не поеду, – повторял как заведенный Мовсани.

– Там ждут операторы. Вас будут снимать, – решилсыграть на тщеславии режиссера Дронго. – И, насколько я знаю, там будут ипредставители английского канала.

– Они тоже приехали? – оживился режиссер.

– Конечно. Будут снимать о вас специальный репортаж.

– Какой канал?

– Я не знаю точно, какой. Но вы представьте себе, какиебудут комментарии. Несмотря на покушение и угрозу своей жизни, известныйрежиссер Хусейн Мовсани проявил большое личное мужество и решил остаться вгороде.

– Вы думаете, что они так и будут говорить? –обрадовался режиссер, стараясь не показать своего волнения.