Последний завет - Сэм Борн Страница 18

— Вряд ли, сэр.

— А если кому-то нужен всего лишь предлог?

— Пока нет никаких признаков этого, сэр, — вставил заместитель госсекретаря, подавшийся, чтобы его было слышно, к самому телефону. — Переговоры протекают нелегко, но никто пока с них не уходит.

— Мы по-прежнему застряли на вопросе о беженцах?

— И на вопросе о судьбе Иерусалима, сэр.

— Помните, это не может продолжаться вечно. Сами знаете, что стоит лишь остановиться на чем-нибудь, и потом уже никогда не сдвинешься с места.

— Верно подмечено, — громко проговорил Брюс Миллер, официально занимавший пост советника президента по политическим вопросам. Однако все отлично знали, что он является его личным другом и наперсником еще с тех времен, когда президент был всего лишь генеральным прокурором Джорджии — двадцать лет назад. Они проводили друг с другом времени больше, чем каждый из них в отдельности с собственной женой. И сам факт его присутствия в Иерусалиме красноречиво свидетельствовал о том, что мирный процесс на Ближнем Востоке входит в сферу первоочередных интересов американской администрации.

— Привет, Брюс, — скрипнул динамик телефона.

Мэгги машинально отметила, как потеплел голос госсекретаря, находившегося по ту сторону Атлантики.

— Я с вами согласен, господин госсекретарь, — продолжил свою мысль Миллер.

Его голос был отягощен южным произношением, от которого тот даже не делал попыток избавиться. Про таких, как Миллер, говорили: «У него во рту каша». Он никогда не расставался с противоникотиновой жевательной резинкой «Никоретте». Курить Миллер бросил давным-давно, но от «Никоретте» отказаться уже не мог. Это была его новая зависимость.

— Большинство из вопросов, обсуждаемых на этих переговорах, остаются открытыми в течение последних шестидесяти лет. Не пора ли в самом деле прикрыть эту лавочку?

Он был высок ростом и жилист, как фермер. На затылке у него блестела отполированная иерусалимским солнцем лысина, а остатки обрамлявших ее седых волос забавно колыхались, когда Миллер говорил. Ибо он не умел говорить, стоя при этом неподвижно. Его постоянно куда-то несло. Сейчас он наклонился над столом — поближе к телефону, — упершись в его края руками, и рывками раскачивайся взад-вперед, словно впечатывая в стол каждое свое слово. Мэгги он напоминал крестьянского петуха, который по утрам обходит свои владения, ритмично подергивая царственной головой. Или долговязого боксера-легковеса на нелегальном ринге где-нибудь в предместьях Дублина, который вихляется из стороны в сторону, не сводя внимательного взгляда со своего оппонента, и в любой момент готов провести нечестный, но эффективный удар.

— Мы все тут без конца повторяем друг другу, будто через неделю все это закончится. Или даже раньше. Но дело в том, что процесс действительно застопорился. Застрял, черт бы его побрал, на одном месте, и ни туда ни сюда. В Европе мы могли бы устроить небольшую передышку, подготовить новые аргументы и продолжить затем с того места, на котором прервались. А на Востоке это, дьявол его разбери, немыслимо! Здесь если уж что-то начал — останавливаться нельзя ни на секунду! Потому что как только ты остановился, тебя тут же отнесло назад на сто пятьдесят миль! За одну секунду! Давайте все вспомним, что принес нам Кэмп-Дэвид. Мы все там очень мило поболтали и разъехались друзьями. Однако не прошло и нескольких месяцев, как израильтяне вновь начали палить по арабам с вертолетов, а арабы принялись методично взрывать каждое второе иерусалимское кафе.

В кабинете воцарилось молчание. С Брюсом Миллером спорить бесполезно. Тем более когда он прав.

— Я бы, если, конечно, никто не возражает, продолжил немного о последнем убийстве… — кашлянув, проговорил человек из ЦРУ.

— Да, пожалуйста. Извините, что перебили, — отозвался с того конца света госсекретарь.

— Как я уже сказал, в обычных обстоятельствах на это происшествие никто не обратил бы внимания. В конце концов, у арабов интифада, [6]они чуть не каждую неделю кого-то приканчивают. Проблема в том, что переговорный процесс вызвал временное прекращение огня. И на этом фоне казнь предателя — или кем бы он там ни был — представляется совсем в ином свете.

— Все это нам и так известно. У вас есть что-нибудь новое по существу, что вы могли бы нам сообщить? — буркнул Миллер.

— Пожалуй, есть пара небольших, но любопытных деталей. Во-первых, убили человека преклонных лет. Ему было под семьдесят. Не секрет, что обычно «предатели палестинского народа» — это молодые люди, иногда даже подростки. А чтобы старик… впервые с таким встречаюсь.

Мэгги согласилась с церэушником — это действительно выглядело необычно.

— И второе. Мы связались с нашими израильскими коллегами, и те присягнули на Библии, что убитый не работал на них, а на самом деле являлся тем, кем и представлялся, — ученым-археологом, и кстати, весьма уважаемым. Израильская разведка ни разу не пыталась установить с ним контакт, и он ни разу не выполнял для нее никаких заданий.

— Вы хотите сказать, палестинцы по ошибке шлепнули невиновного?

— Весьма вероятно. Во всяком случае, прецедентов хоть отбавляй. Арабы — народ горячий. Сначала стреляют, потом разбираются. Впрочем, есть и другие версии…

— Например?

— Нельзя исключать работу израильской оппозиции. Обстановка в стране весьма напряженная. Собственно, многие говорят, что мы все сидим на пороховой бочке. Одна лишь искра, и… привет. — Представитель ЦРУ обвел сумрачным взглядом собравшихся. — А тут кто-то убивает ни в чем не повинного, да к тому же известного и уважаемого палестинца. Лучше искры и не придумать, не находите? Это может спровоцировать палестинских террористов, что, в свою очередь, даст Израилю повод прервать переговоры. Одним словом, убийство Нури могло иметь целью дестабилизацию ситуации.

— Как-то это слишком сложно все… — задумчиво пробормотал Миллер. — Политики могут говорить что угодно, но общественное мнение так просто с места не сдвинешь. Все слишком долго ждали мира, чтобы вот так просто отказаться от этой идеи. Из-за одной провокации. Еще версии имеются?

— Дело в том, что нам удалось опросить некоторых очевидцев того, что происходило на площади Манара в Рамалле. Боевики, которые притащили туда труп Нури, скрывали свои лица под темными капюшонами и почти не раскрывали рта. Однако когда все-таки раскрывали, то говорили с каким-то странным акцентом.

— С каким именно?

— Никто не смог точно определить, сэр. Но сам факт любопытный, не так ли?

— Вы хотите сказать, что это могли быть переодетые евреи?