Синдром Л - Андрей Остальский Страница 18

— Конечно, сделали! Ты не представляешь, сколько опять было кровищи… Как Рустам вопил — и от боли, и от неожиданности, и от унижения. «Убью, клянусь, убью тебя, как бешеную собаку!» — кричал. И убежал — за пистолетом, надо думать. Ну, или за кинжалом. За секирой какой-нибудь. И пристрелил бы или прирезал, это уж точно, но старшие товарищи вмешались, усмирили его. Сказали: рано еще, погоди, она нам может пригодиться. Потом тебе ее отдадим на расправу. Кроме того, Рустаму нужна была срочная операция — ухо спасать, а то оно болталось на каком-то кусочке кожи, как на веревочке.

Но это я все потом узнала, а в тот момент лежала и ждала смерти. В бога никогда не верила, а тут молиться принялась. К стенке отвернулась, глаза закрыла и молюсь. Причем, не поверишь, не спасения от гибели просила, а просто так, контакт устанавливала. Дескать, вот есть у Тебя такая. Таковская. Вот так звать. Свидетельствую почтение свое. Имей в виду на всякий случай. Если Ты все-таки есть, паче чаяния. И знаешь, что я скажу? Утешительно это было чрезвычайно. Даже уже вроде и не страшно стало. Или почти не страшно. Я вот с тех пор и в церковь иногда хожу, и пост соблюдаю. Ну, хотя бы ради того, чтобы, когда придет лютый час, легче было бы опять утешиться.

Тут застывшая было в ступоре Нинка зашевелилась, откашлялась и говорит:

— Ага, я помню, помню! Я еще удивилась тогда, что такая атеистка завзятая стала вдруг в храм ходить да свечки ставить. Ну, думаю, холерой поболеешь, так не то еще выкинешь… Но, ты говоришь, все-таки что-то они с тобой сделали за это? Наказали как-то.

— Да уж, сделали… уж наказали… Сейчас, вина еще выпью и расскажу, — пообещала я. — Только ты держись получше за стул. И дай тебе тоже мускатика плесну. Сейчас такое услышишь…

2

— Готова? Ну слушай…

В тот же вечер, поздно, я уже засыпала, отвернувшись к моей любимой стеночке, как вдруг — представь себе: в полной тишине раздается резкий, неприятный щелчок. Я приподнялась на кровати — насколько шнур позволял. Они же меня там шнуром каким-то привязали, хоть и не плотно, но движения ограничивал. Приподнялась и стала всматриваться в темноту. Ни черта не вижу. Секунду было совсем тихо. Знаешь, про тишину говорят, что она бывает — звенящая? Вот тогда-то я поняла, что это такое… Жуткая была тишина, в которой я ощущала чье-то присутствие, непонятно какими органами чувств, но совершенно определенно… Я полусидела на кровати, вслушивалась, всматривалась, не видя и не слыша. Ждала чего-то страшного. И оно последовало. Раздался резкий скрип — это открылась дверь. Тут меня от страха трясти начало. Хотела закричать, но не смогла — голос не слушался. Только сипение получалось. «Это Рустам! Он пришел меня убить!» — пришло в голову. Я вдруг поняла, как он станет меня убивать — задушит, конечно. Подушку на лицо, пару минут нестерпимой боли, судорог, а потом я задохнусь, легкие разорвет — и готово! Я сбросила подушку на пол, хотя это и было глупо, что толку оттягивать лишние секунды этого беспредельного ужаса. Думала: скорей бы тогда отключиться — и все! Звук падающей подушки, видно, ускорил события. Одним прыжком человек оказался рядом со мной и схватил за горло. «Руками душить будет!» — пришла мысль. Пальцы у него оказались просто железные. Я их навсегда запомнила, эти пальцы — длинные, красивые, как у пианиста. Держал он меня за горло очень крепко, было немного больно, но сжимать до конца он почему-то не торопился. «Помучить хочет, поиздеваться», — думала я. Пыталась я оторвать его пальцы от своего горла, но куда там! «Вот так, сучка, больше не укусишь!» — шептал он достаточно громко, чтобы я слышала. Это действительно был Рустам, теперь я узнала и голос, и руки. Одной он держал меня за горло, а другой быстро развязывал шнур, которым я была привязана к кровати. «Что бы это значило?» — думала я. Неужели…

А он шипел: «Ничего, я справлюсь, я ведь и змей ядовитых ловить умею». Вот как. Оказывается, он обращался со мной как с гремучей змеей или гадюкой!

Рустам притащил с собой еще несколько метров жгута с петлей на конце, и петлю натянул мне на шею. «Ах вот как, значит, повешение!» — думала я, даже и равнодушно вроде бы. Устала уже бояться и трепетать. Быстрей бы уж, думала.

Да, да, подруга, я полагаю, это нормальная реакция, когда уже нет сил бояться.

Петля была устроена хитро: толстый узел давил снизу на подбородок, так что открыть рот было совершенно невозможно. Рустам посмотрел на мои телодвижения, говорит: «Я ж тебе ясно сказал: не укусишь! Только себе же больно сделаешь». Потом затянул второй узел петли под затылком. «Будешь дергаться — задушишься», — предупредил он вежливо.

И потом знаешь что случилось? Слушай же! Взял Рустам одним движением, как котенка, перевернул меня на живот и стал ловко — словно всю жизнь только этим и занимался — приматывать мои руки к стальным прутьям в изголовье кровати — причем, одной только левой рукой, а правой продолжал удерживать аркан, затянутый на моем горле.

Я действительно старалась не дергаться, не сопротивляться никак, чтобы не затягивать туже петлю, и так дышать было трудно. «А может, наоборот, наплевать? Может, лучше умереть достойно, чем терпеть такое унижение», — размышляла я, но к определенному выводу прийти не успела, слишком быстро он крутил свои узлы. Теперь он занимался моими ногами, привязывая их к чему-то, я уже не видела к чему. «Все, поздняк метаться», — хмыкнул. И принялся стягивать с меня юбку.

«Ах, вот оно в чем дело-то! — осенило меня. — Ну конечно, я ждала скорой смерти… разбежалась! Нет, сначала, естественно, будет надругательство!» Пыталась, пыталась я закричать, да что толку? «Сволочь, подлец, негодяй!» — кричу, но получалось одно лишь мычание — петля надежно мне рот зажимала.

А Рустам, гад такой, издевается: «Мычи, мычи, сколько хочешь!» — и знай себе меня раздевает дальше. Но — представляешь, тоже мне мужик — с колготками не справился! Взял, мерзавец, и в итоге их просто порвал.

«Эх, если бы я могла тебя достать, подонок ты этакий, я тебе кое-что другое откусила бы», — размечталась я. Но куда там! Если бы он меня насиловал в позе миссионера, тогда возможны были бы какие-то варианты, но так, лицом вниз? Ноль шансов.

«Наверно, будет анал», — решила я. А ты же знаешь, Нинка, как я всю жизнь этого чертова анала боялась. Неприятна мне идея сама. Мало того, что это не очень эстетично, так просто опасно. Знаю, знаю, ты мне сейчас впаривать начнешь, что если осторожно, бережно, не спеша, то ничего и страшного… Что-то в этом есть. Что вы с Серегой практиковали. Пусть так, но лично мне неприятно даже помышлять… Считай это моей личной идиосинкразией. Но тут, думаю, точно испытать придется, перед смертью-то. Иначе зачем он меня лицом вниз прилаживает. Что, анал не обязательно лицом вниз? Правда? Ну я не в курсе, если честно… В тот момент я не сомневалась. Уж хоть бы, думала, не бутылкой, лишь бы без окончательных зверств. Если живым мужским агрегатом, то еще так-сяк, хотя тоже радости мало… Но все же — лучше, чем посторонними бездушными предметами. Если из двух зол выбирать. Хотя какой там выбор? Я ведь никак на ситуацию повлиять не могла. Пыталась промычать что-то типа: давай уж тогда мясом в мясо, черт с тобой, раз на то пошло. Самому же будет… наверно, веселее, если без бутылок всяких… Пытаюсь ему это промычать, а он в ответ: «Ну, ну, мычи дальше, все равно я ничего не понимаю».