Террористы - Пер Валё Страница 18

— Конечно. Ты ведь знаешь, я слишком много болтаю. Но сам же уверял, что не считаешь это недостатком.

— Конечно. А теперь я и вовсе привык — даже начал считать словоохотливость достоинством, во всяком случае, если человеку есть что сказать.

— Словоохотливость — учтиво звучит, — рассмеялась она.

— Я заметил, что в одном из перерывов у тебя с Роксеном была весьма оживленная беседа, — продолжал Мартин Бек. — Меня даже заело любопытство: о чем это они говорят?

— Любопытство тоже положительное качество, — заметила Рея. — Ну, просто я обратила внимание на такие стороны дела, которых, как мне показалось, он не учел. Потом-то я убедилась, что он все учел. А еще…

— Да, что еще?

— Еще мы толковали с ним о том же, о чем говорили с тобой сейчас по пути сюда. Дескать, у нас самая дорогостоящая в мире полиция, и, несмотря на это, она проводит дознание так скверно, что заключение не годится для суда. В настоящем правовом государстве суд отверг бы такие материалы и заставил бы полицию их доработать.

— И что же сказал на это Рокотун?

— Сказал, что правовым государством у нас и не пахнет, а дорогостоящая полиция предназначена для охраны режима и определенных привилегированных классов и групп.

— Он мог бы добавить, что уровень преступности в нашей стране чрезвычайно высок.

— А вторая часть вопроса? Почему такой мощный полицейский аппарат не в силах провести обыкновенное дознание? Я и то справилась бы лучше. Ведь речь идет о судьбах, даже о жизни людей! Прошу ответить.

— Ресурсы полиции за последние десять лет возросли неимоверно, это точно. Но изрядную часть этих ресурсов держат в запасе для особых задач. Каких именно, даже не знаю.

— Твой ответ совпадает с тем, что сказал Роксен. Мартин Бек промолчал.

— Но ты сегодня сделал доброе дело, — продолжала Рея. — Много ли сотрудников полиции согласились бы отвечать на такие вопросы?

Мартин Бек по-прежнему молчал.

— Ни один, — сказала Рея. — А твои ответы изменили весь ход дела. Я это сразу почувствовала. Будь у меня время, я бы чаще ходила в суд. Это полезно: обостряет восприимчивость. Там сразу улавливаешь, как люди реагируют и меняют свою точку зрения.

С чем, с чем, а с восприимчивостью у Реи Нильсен было все в порядке, но Мартин Бек не стал этого подчеркивать. Она поглядела на свои ноги:

— Красивые босоножки, но до чего же трут, черт возьми. Какое счастье их сбросить.

— Сбрасывай остальное, если есть желание, — сказал Мартин Бек.

Он достаточно долго знал эту женщину, чтобы предвидеть, что будет дальше.

Либо она сразу последует его совету, либо переведет разговор на что-нибудь другое.

Рея поглядела на него. Он подумал, что иногда глаза ее словно светятся. Она открыла рот, как бы собираясь что-то сказать, но тут же закрыла его.

Вместо этого она живо сняла рубашку и джинсы, и не успел Мартин Бек расстегнуть пиджак, как одежда Реи уже лежала на полу, а сама она — на кровати.

— Черт, как ты медленно раздеваешься, — сказала она и прыснула.

К ней вдруг вернулось хорошее настроение. Это выразилось и в том, как она его обнимала. Они одновременно испытали острое наслаждение и решили, что на сегодня хватит.

Порывшись в шкафу, Рея Нильсен достала длинную лиловую кофту, которую особенно любила и которой дорожила не меньше, чем своей самостоятельностью.

Одеваясь, она заговорила о еде.

— Горячий бутерброд, или три, или пять, что ты на это скажешь? Я накупила всякой вкуснятины, ветчину и паштет, какого ты в жизни не пробовал.

— Верю, верю, — отозвался Мартин Бек.

Он стоял у окна, слушая волчий вой полицейских машин, который доходил даже до его квартиры на тихой улице.

— Через пять минут будет готово, — сказала Рея.

— Верю.

Так было каждый раз, у нее тотчас развивался страшный аппетит, она была способна голая бежать на кухню и приниматься за стряпню. И непременно подавай ей горячее.

Мартин Бек не знал таких проблем, скорее, наоборот. Правда, расставшись с женой, он перестал жаловаться на пищеварение — то ли она скверно готовила, то ли тут играли роль психосоматические причины. Но и теперь, особенно когда Мартин Бек был загружен работой или рядом не было Реи, он вполне мог удовлетворить свою потребность в калориях парой вчерашних бутербродов с сыром и стаканом-другим гомогенизированного молока.

Но против горячих бутербродов Реи было трудно устоять.

Подобно тому, как Бульдозер Ульссон почти всегда выигрывал свои дела, ей почти всегда удавались бутерброды.

Мартин Бек съел три штуки и выпил две бутылочки пива. Рея проглотила семь бутербродов, опустошила полбутылки красного вина, и все-таки через четверть часа снова полезла в холодильник.

— Останешься? — спросил Мартин Бек.

— Ага, — отозвалась она. — Такой уж день выдался.

— Какой такой день?

— Подходящий для нас, какой же еще.

— Понятно.

— Завтра устроим праздник. Отметим День шведского флага. И королевские именины. Придумаем что-нибудь оригинальное, когда проснемся.

— Что ж, давай.

Рея забралась в кресло. Наверно, большинству она показалась бы потешной в этой позе и диковинной кофте.

Мартин Бек не считал ее потешной. Только он решил, что Рея задремала, вдруг она произнесла:

— Я вспомнила, что хотела тебе сказать, когда ты набросился на меня.

— В самом деле? И что же?

— Эта девушка, Ребекка Линд, что с ней теперь станется?

— Ничего. Ее ведь оправдали.

— Ты иногда возьмешь да скажешь глупость. Я знаю, что ее оправдали. Меня другое волнует, что станется с ней чисто психологически. Способна она позаботиться о себе?

— Мне кажется, способна. Она вроде не такая пассивная и апатичная, как многие ее сверстники. А что до судебного разбирательства…

— Вот именно, разбирательство. Что она из него вынесла? Скорее всего, что полиция может схватить ни в чем не повинного человека и заключить под стражу, и вдобавок его еще могут в тюрьму упечь. — Рея нахмурилась. — Тревожно мне за эту девушку. Трудно пробиться в одиночку в обществе, которого не понимаешь. При чуждой тебе системе.

— Судя по всему, американец этот был хороший парень; он в самом деле хотел о ней позаботиться.

— Может быть, это не в его власти, — покачала головой Рея.

Мартин Бек молча посмотрел на нее, потом сказал:

— Хотелось бы возразить, но ведь у меня тоже было тревожно на душе, когда я увидел эту девушку. Да только что мы можем для нее сделать? То есть в частном порядке можно подбросить ей денег, но, во-первых, вряд ли она примет такую помощь, а, во-вторых, нет у меня лишних денег.