Секретная сотрудница - Фридрих Незнанский Страница 18

В результате Турецкий вернулся к своим первоначальным планам на этот день, в которые входило посещение московской квартиры профессора и поиск возможных улик его убийства. Еще вчера там успела побывать дежурная следственно-оперативная группа, которая осматривала дачу в Фирсановке, однако никаких возможных улик не обнаружила. Сегодня Александр Борисович решил проверить все лично.

В середине дня в сопровождении вчерашних ребят с Петровки, 38, он вошел в просторную трехкомнатную квартиру покойного, располагавшуюся в одном из монументальных «сталинских» домов на Кутузовском проспекте. Подобно даче, квартира была обставлена довольно скромно, что свидетельствовало о простоте и скромности ее хозяина. Единственное, что сразу производило неизгладимое впечатление, это огромная библиотека, в которой помимо книг по медицине оказалось и множество художественных произведений на разных языках.

По словам домработницы, пожилой интеллигентной женщины, которая в отсутствие профессора присматривала за квартирой, ничего подозрительного за последнее время здесь не произошло; все до единой вещи мирно пребывали на своих местах, и, кроме нее самой, никто посторонний в квартиру не входил.

На первый взгляд оснований сомневаться в этом у Турецкого не было. Однако профессиональная интуиция подсказывала ему, что за этим мирным спокойствием явно скрывается какая-то загадка. А интуиция, между прочим, ни разу до сих пор не подводила.

Тщательно осмотрев всю квартиру, Александр Борисович сосредоточил внимание на двух вещах: старой телефонной книжке и небольшом семейном фотоальбоме. Уединившись на кухне, он принялся скрупулезно их изучать.

Судя по записям в телефонной книжке, у профессора Ленца некогда был довольно обширный круг друзей и знакомых. Однако против большинства фамилий теперь стоял зловещий черный крест, что однозначно свидетельствовало о смерти этих людей. Так что опрашивать было, в сущности, некого. Обращало на себя внимание, что покойный был пунктуален до мелочей и при этом большой аккуратист: все имена были написаны полностью тем же четким каллиграфическим почерком, что и злополучное письмо. И вдруг, листая пожелтевшие страницы, Турецкий обнаружил довольно нехарактерную запись: какой-то московский телефонный номер, а против номера — три цифры — «017». Что бы это могло значить? Если номер внутреннего телефона какой-нибудь организации, то где имя абонента? Что это была за организация? И кто скрывался за этими тремя цифрами: мужчина или женщина? В любом случае этот загадочный номер необходимо было прояснить.

Аналогичную загадку Александр Борисович обнаружил и на страницах фотоальбома. Первые снимки в нем датировались началом пятидесятых годов. Ни детских фотографий профессора, ни лиц его родителей и родственников в альбоме по известным причинам не оказалось. Зато было много снимков жены и маленького сына. Того самого Яшки-подлеца, о котором упоминал доктор Градус. Многие фотографии были сделаны на даче в Фирсановке. Однако вовсе не они привлекли внимание Турецкого. Альбом был оформлен в хронологическом порядке и тоже отличался скрупулезной аккуратностью. На этом фоне отсутствие нескольких снимков, датируемых концом семидесятых — началом восьмидесятых годов, выглядело довольно странно. Тем более что сами фотографии были, что называется, вырваны с мясом… Что было на этих снимках? Кто и почему их вырвал? И наконец, когда это про изошло?

Пригласив домработницу, которая обслуживала профессора уже около десяти лет и хорошо знала в доме каждую вещь, Александр Борисович показал ей альбом и спросил: как она может объяснить странные пустоты на его страницах? Женщина была взволнована и озадачена. Разумеется, она, с разрешения покойного, иногда просматривала альбом. В последний раз — где-то в начале лета. И по ее утверждению, все фотографии тогда были на месте! Турецкий почувствовал, что напал на след. Это была еще одна загадка. К сожалению, какие именно снимки исчезли, женщина так и не сумела припомнить…

Осмотр квартиры длился несколько часов. Затем, прихватив с собой в качестве вещественных доказательств телефонную книжку и семейный альбом профессора, Александр Борисович вернулся в Генпрокуратуру, где его с нетерпением уже поджидал Меркулов.

— Невероятно! — только и произнес он, узнав о случайном появлении Кулика и подробностях авиакатастрофы в Белграде.

— Разве ты не веришь в собственную теорию? — усмехнулся Турецкий.

— Честно говоря, я придумал ее только вчера, — признался Константин Дмитриевич. — И совершенно не предполагал, что она так скоро подтвердится… Знаешь, Саша, мне почему-то кажется, что убийство Карла Имантовича и этот таинственный «левый» груз — звенья одной преступной цепи.

— Я просто уверен в этом! — заявил Турецкий. — Интуиция подсказывает. Не удивлюсь, если эта цепочка заведет нас очень далеко. И высоко…

— Вот именно, — задумчиво кивнул заместитель генерального прокурора. — Меня настораживает возможная причастность к делу спецслужб. Впрочем, это пока только предположения… Главное, чтобы твой Кулик действительно представил нам доказательства фальсификации протокола. Скажи, а почему ты сразу ему поверил? Вдруг это все провокация?

— Исключено. Я же говорил: мы вместе учились. И потом, до сих пор я довольно неплохо разбирался в людях.

— И все-таки это просто невероятно… — покачал головой Меркулов. — А квартира профессора? Тебе удалось что-нибудь там обнаружить?

— Решай сам. — И Турецкий предъявил другу свои загадочные доказательства.

— Ты прав, — согласился Константин Дмитриевич. — Все это нуждается в самой тщательной проверке. Помнится, в свое время одно-единственное слово помогло нам раскрыть убийство Ракитина.

— Что едва не стоило тебе жизни.

— Да, если бы не Карл Имантович. И бедная Риточка. До сих пор не могу ее забыть…

— Я тоже, — вздохнул Турецкий, вспомнив свою расстрелянную любовь.

— Удивительно, как все в жизни взаимосвязано! Пятнадцать лет прошло — и вот как неожиданно отозвалось.

— И как еще отзовется? Ведь мы только слегка копнули это дело…

— Кстати, Саша, — спохватился Меркулов. — За всей этой свистопляской, надеюсь, ты не забыл, что завтра у тебя день рождения? Мы с Лелей уже приготовили тебе подарок.

— День рождения? — удивился Турецкий. — Действительно, чуть не забыл. Сколько же мне стукнет? Кажется, тридцать девять. Да, Костя, стареем…

— Кто бы говорил! — по-отечески улыбнулся Константин Дмитриевич. — Тоже мне старик выискался! Любопытно посмотреть, как ты запоешь, когда проскрипишь до моих лет! Тридцать девять ему стукнет… Эх, Саша, мне бы твои годы, — мечтательно вздохнул он.

— И что тогда?

Друзья выразительно переглянулись.

— Я возвращался на рассвете, — тихонько пропел Меркулов. — Был молод я и водку пил…

— И на цыганском факультете… — подхватил Турецкий.

— …образованье получил! — в один голос закончили оба.

…Объятая волнением и тревогой, Рита вернулась домой почти затемно. Страшная весть о самоубийстве ее вчерашнего клиента потрясла девушку буквально до глубины души. По правде говоря, она и раньше не питала особых иллюзий относительно характера своей нынешней работы, но теперь она показалась ей отвратительной.