Молчать, чтобы жить - Фридрих Незнанский Страница 18

— А вот тут его адрес и телефоны, — сказал оперативник, показывая Гале раскрытую записную книжку.

— А про адрес вы откуда знаете? — усомнилась Романова.

Оперативник улыбнулся:

— Так ведь мы с вице-мэром почти соседи. Он в нашем районе живет. Поэтому у нас никаких проблем ни с вывозом мусора, ни с асфальтовыми дорожками во дворе. А детская площадка что твой луна-парк! ЦПКиО отдыхает!

Сомнений не было: любовница Камакина Татьяна Перова за деньги самого Камакина решила устранить его — лишить жизни, чтобы сохранить все то, что подарил ей могущественный спонсор-любовник.

Вечером того же дня Яковлев получил отчеты от топтунов, наблюдающих за Борей Сибиряком (он же гражданин ФРГ Бернд Шлегель) и Сергеем Славным. Ничего заслуживающего внимания в этих отчетах не было.

После того как Романова и Яковлев доложили о своих изысканиях Вячеславу Ивановичу Грязнову, он надолго задумался. Потом усмехнулся и сказал:

— Вот что, ребятки… Наблюдение за Перовой, Шлегелем и сыном поэта продолжать. А я пока постараюсь сделать так, чтобы о самодеятельности Бори Сибиряка-Шлегеля прознали его боссы из синдиката киллеров. Столкнем их лбами и посмотрим, что из этого выйдет.

— Вообще-то это называется провокация, — сказала Галя Романова.

— Ну да, — согласился Грязнов. — Но благодаря этой провокации мы выйдем на человека, который возглавляет банду арбатских. А это дорогого стоит. Ты согласна?

Галя хмуро кивнула:

— Согласна.

— А ты? — повернулся Вячеслав Иванович к Володе Яковлеву.

— На все сто, — лаконично ответил тот.

— Ну тогда приступим…

4

Когда в кармане у Бори Сибиряка зазвонил телефон, он вздрогнул. Деревянной рукой поднес трубку к уху и сказал:

— Слушаю.

— Алло, Сибирячок? — раздался знакомый гнусавый голосок.

Немец опешил, но быстро взял себя в руки.

— Да, Старшина, — спокойно и даже дружелюбно ответил он. — Здравствуй.

— Услышал, что ты в Москве, и не удержался. Дай, думаю, позвоню, пообщаюсь со старым дружочком.

— И правильно сделал. А откуда номер узнал?

— Не помню. Спросил у кого-то. Да и неважно это! Важно, что ты здесь. Ужас как по тебе соскучился, душа моя!

«Вот ведь сволочь. Мысли он, что ли, читает?» — с досадой подумал Боря Сибиряк. Приехав в Москву, немец вставил в телефон новую сим-карту, и номер свой никому не сообщал. Откуда Старшина разнюхал номер — одному дьяволу известно.

— Говорю, соскучился я по тебе! — гнусаво повторил Старшина.

— Бывает, — нехотя ответил Боря Сибиряк.

— Ну конечно, бывает! В гости-то хоть заглянешь? Или, как всегда, дел невпроворот?

Немец знал, что ответить на приглашение Старшины отказом опасно. Да и не приглашение это было, скорей — приказ.

— Да нет, — спокойно ответил Боря Сибиряк. — Нет никаких дел. Буду рад повидаться.

«Чтоб ты сдох, гнида безволосая», — подумал немец в сердцах.

— Ну вот и отлично. Где меня искать — знаешь. Давай подгребай часикам к шести. И постарайся не опаздывать, душа моя, не дай мне истомиться в ожидании.

— Хорошо. Буду к шести.

На этом разговор был окончен.

В три часа пополудни Боря Сибиряк отпустил такси возле одного из домов в Марьиной Роще. На первом этаже дома, с торца, находилось кафе. Странное кафе. Во-первых, странным было его месторасположение: вдали от каких бы то ни было магистралей. С одной стороны — квартал серых, невзрачных пятиэтажек, с другой — пыльные железные гаражи. Во-вторых, железная дверь кафе была заперта на электронный замок. Боре Сибиряку пришлось пару раз повторить свое имя в маленький динамик, а также повернуться лицом к укрепленной на стене видеокамере, прежде чем дверь открылась.

Ничего удивительного, что за те полчаса, которые Боря Сибиряк провел внутри, из кафе никто не выходил, равно как и наоборот — никто в него не входил. Вывеска кафе, висевшая над дверью, была маленькой и неприметной. Не с первого взгляда можно было разглядеть название «Кафе „Иван-да-Марья“.

Старшина сидел за столиком и ел румяные куриные крылышки, тщательно обсасывая косточки и бросая их в хрустальную вазочку. Одет он был в дорогой темно-синий костюм и шелковую белую рубашку. Его абсолютно голая, прокопченная в соляриях лысина, блестела как бильярдный шар.

Старшина был маленького роста и очень худой. На вид он больше походил на пижонистого, вертлявого сутенера, чем на предводителя организации наемных убийц. Но впечатление это было обманчивым.

Старшина очень ловок, умен и жесток, а значит — страшно опасен. Плотно прижатые к голове маленькие уши киллера слегка заострены кверху, как у хищного зверя. Лоб низкий и морщинистый. Маленькие глаза так глубоко утопали под надбровными дугами, что казались вдавленными в череп.

Ел Старшина аккуратно, как аристократ, время от времени смачивая руки в лимонной водичке и вытирая их одним из черных шелковых платков, аккуратной стопочкой сложенных перед ним на столе.

В среде московских бандитов ходили слухи о том, как однажды Старшина зарезал за одну ночь пять человек. Дело было в «диких девяностых». Один процветающий кооперативщик, азербайджанец по национальности, праздновал свою свадьбу. Пока новобрачные и их гости расслаблялись в ресторане, Старшина проник в квартиру азера в надежде поживиться содержимым его сейфа. По прикидкам, квартира должна была быть пустой. Однако Старшина ошибся — в квартире находилось пятеро охранников-азербайджанцев. Завязалась потасовка.

К тому моменту, когда Старшина достал из кармана опасную бритву, азеры успели сломать ему три ребра, выбить левый глаз и вывихнуть челюсть. Наконец охранники устали ломать ему кости и решили передохнуть. Истекающий кровью бандит воспользовался передышкой и принялся орудовать бритвой, причем настолько мастерски, что через минуту все пятеро охранников лежали на полу с перерезанными глотками.

На память о том вечере у Старшины остались два белесых шрама на голом черепе и стеклянный глаз, которым — будучи подшофе — киллер любил пугать проституток, на которых был очень падок.

С бандитами Старшина общался спокойно и насмешливо, как со старыми друзьями, хотя знал, что большинство из подельников побаиваются его, а кое-кто просто ненавидит. Следует добавить, что Старшина любил театральные жесты. Он весело ерничал, рассказывал пошлые анекдоты, тонко подхихикивал своим шуткам. Но все это было лишь отвлекающим маневром, призванным сбить собеседника с толку.

Когда Боря Сибиряк вошел в кафе, Старшина даже не поднял головы, а продолжал как ни в чем не бывало глодать куриные крылышки.

Боря Сибиряк подошел к столику и вежливо кашлянул.

Старшина замер с открытым ртом, затем медленно поднял на гостя взгляд.