Черная вдова - Анатолий Безуглов Страница 18

— Я пойду, Злата Леонидовна, — сказал парень. — Семён Матвеевич просил вас отыскать шампуры, я их прихвачу.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась хозяйка. — Кофе выпьешь?

— Спасибо, — улыбнулся белозубым ртом Рудик, приглаживая русые вихры.

— Я уже чаёвничал… И ещё Семён Матвеевич просил передать, что скоро будет.

Получив из рук Ярцевой связку шампуров, он ушёл. Буквально минут через пятнадцать приехал на своём «уазике» хозяин дома.

— Ну как, гости дорогие? — весело произнёс он, застав всех ещё в гостиной. — Выспались?

— Давненько не задавал такого храпака, — признался Вербицкий.

— Теперь я весь в вашем распоряжении, — провозгласил Ярцев-старший.

— Так закинем ружьишки за плечи — и в лес! — обрадовался Николай Николаевич.

— Э, Николай Николаевич, быстро сказка сказывается, — усмехнулся Семён Матвеевич. — И потом, ты сам виноват. Предупредил бы заранее.

— За чем же остановка? — удивился Вербицкий.

— Не будем же мы палить по зайчишкам на совхозных полях! — рассмеялся Ярцев. — Надо подальше, в лес. Там у меня избушка на такой случай имеется. А избушку ту трэба, как говорят хохлы, протопить, прибрать. Да и не доберёшься к ней на машине, вон сколько снега за последние дни навалило.

— Сани, я думаю, найдутся? — спросила Вика. — Моя мечта — прокатиться в розвальнях. Так, кажется?

— А ты что, тоже собираешься с нами? — удивился отец.

— Конечно!

— Охотиться? — уточнил Семён Матвеевич.

— Зачем? Писать зимний лесной пейзаж… и вообще…

— Сани, конечно, можно, — посмотрел на Вербицкого хозяин. — А это значит, ещё двоих кучеров.

— Нет-нет! — запротестовал Николай Николаевич! — Вика, что за барство?

— сделал он выговор дочери. — Отрывать людей. Да и лишние разговоры ни к чему…

— Я тоже так подумал, — сказал Семён Матвеевич. — Сейчас к той избушке очищает дорогу бульдозер. И раз с нами Вика — поедем на двух машинах. Вы на Глебовой «Ладе», а я со всем снаряжением — на «уазике». Сам за рулём. Устраивает?

— Во-во! — обрадовался Вербицкий. — Никого из посторонних.

— Не беспокойся, — заверил его Семён Матвеевич. — Все свои. Рудик — парень проверенный.

— А что Рудик? — не понял Вербицкий.

— Который ёлку принёс, — объяснила Злата Леонидовна. — Это шофёр Семена… Он поехал на бульдозере в Кабанью рощу, где охотничий домик. Поверьте, Николай Николаевич, на него можно положиться, как на родного сына.

— Короче, часика через два тронемся, — подытожил хозяин. — Дотемна, может быть, ещё успеем поохотиться. Переночуем в той избушке, а уж завтра, с утречка, загоним зверя поосновательней. И вернёмся. К праздничному столу и… — он указал на ёлку. — Принимается?

— Отлично! — потёр руки Вербицкий.

Каждый занялся своим делом. Виктория отправилась с Диком на околицу посёлка: ей не терпелось взяться за фломастер. Семён Матвеевич и Николай Николаевич принялись готовить охотничье снаряжение. Злата Леонидовна достала коробки с ёлочными украшениями. Дела не было только у Глеба. Но мачеха нашла — попросила разобраться с электрогирляндой: несколько лампочек не горели, надо было заменить их.

Но сначала он позвонил в Средневолжск, на работу жене, и сказал, что вернётся завтра вечером. Та поворчала и попросила, чтобы приезжал пораньше. Не к самому застолью — ведь приглашены гости, их надо кому-то развлекать, так как на её плечах праздничная готовка. Глеб пообещал.

А тем временем Семён Матвеевич у себя в кабинете на втором этаже забросал гостя вопросами: что думают и говорят в Москве о перестройке, какие ходят слухи.

— А ты не можешь задать мне вопросы полегче? — усмехнулся Вербицкий.

— Могу. Тогда скажи, что делается в вашем ведомстве?

— Что касается нашей конторы, то в ней в основном перестраивают кабинеты, — осклабился Вербицкий. — Да ускоренным темпом плодятся новые инструкции и указания.

— Это уж точно, бумаг заметно прибавилось, — согласился Ярцев. — На себе чувствую. И все же, перемены какие-нибудь будут?

— Ой, Матвеевич, о чем ты говоришь! — усмехнулся Николай Николаевич. — Вспомни, сколько на нашем с тобой веку провозглашалось разных новых широковещательных программ! И что из того?

— Как же так? — несколько растерялся хозяин. — А переход на хозрасчёт, самофинансирование, самоокупаемость?

— Это всего лишь новая упаковка, а содержание старое, — пожал плечами Вербицкий. — Пока живы министерства, без наших инструкций, указаний, одним словом, директив, вам не обойтись.

— Значит, ты считаешь… — вопросительно посмотрел на него Семён Матвеевич.

— Поговорят, пошумят, а в основном все останется по-прежнему.

Слова гостя удовлетворили Ярцева. И он стал нахваливать ружьё Николая Николаевича.

— Ты же знаешь, — сказал тот, — я всегда предпочитал бельгийские. Именно эти — «франкотт». Штучное производство. Отделка-то, отделка, а?

— Классная, — кивнул Семён Матвеевич, рассматривая рельефную художественную гравировку на металлических частях. — Пробовал?

— В Белоруссии. Отличная балансировка, посадистость. Я уже не говорю о постоянстве боя! А ты что возьмёшь? — спросил Вербицкий, оглядывая солидную коллекцию оружия хозяина.

— Моего «Джемса Пэрдэя», — ответил Семён Матвеевич, переламывая двустволку и глядя стволы на просвет. — Верная штука, ни разу не подводила. Между прочим, отдал за него семь с половиной тысяч.

— Семь с половиной? — присвистнул Вербицкий, беря ружьё из рук хозяина.

— Копейка в копейку, — подтвердил Ярцев. — Уверяю тебя.

— Девятый калибр, — сказал Николай Николаевич, рассматривая ружьё. — Думаешь, подстрелим кабанчика?

— Или лося, — подтвердил Ярцев. — Попадаются частенько. Ещё хочу прихватить вот это. — Он взял плоский футляр из кожзаменителя, открыл его и бережно вынул красиво инкрустированное и гравированное ружьё. — Испытаю в первый раз.

— Дай-ка, дай-ка! — загорелись глаза у Вербицкого. — ТОЗ-34 Е… Какая прелесть!

— Новинка.

— Слыхал, а вот держать в руках не приходилось. Молодцы, туляки, что возрождают производство уникального оружия! Где достал? — спросил Николай Николаевич с завистью.

— Где достал — секрет, — улыбнулся Семён Матвеевич. — Но вот если хочешь, сделаю и для тебя.

— Спрашиваешь! Конечно, хочу! — Вербицкий не мог налюбоваться ружьём.

— Смотри, ведь могут же у нас. И ещё как! Получше всяких там «зауэров», «манлихеров» и «винчестеров»!

— Патриот, — похлопал его по плечу Ярцев. — А у самого — «франкотт».