Вниз по реке к морю - Уолтер Мосли Страница 18

– Не стоило беспокоиться, мистер Оливер, – сказала Дина, когда дверь за ним закрылась. – Я и сама могу о себе позаботиться.

– Я не за тебя беспокоился, девочка моя. Просто не хотелось бы стать свидетелем того, как ты сломаешь ему нос и он вызовет полицию.

Это была чистейшая правда.

Дина засмеялась, потом мы помолчали немного, чтобы подхватить оборванную было нить разговора.

– Ты в последнее время не видала мою бабушку, Ди?

– Она приходит выкурить тут сигаретку-другую почти каждый день, если дождя нет и не слишком холодно. Мы с ней вместе выходим на задний дворик, а Мойра обслуживает клиентов.

– И как она?

– Мудра как пророк, хитра как лисица. Все хочет, чтобы твой дядя как-нибудь зашел.

– Он вечно занят работой, – сказал я.

Дядя Рудольф отбывал наказание в Аттике – за махинации со страховками, да такие сложные, что обвинители так и не смогли толком посчитать, на сколько его посадить.

– Что ж, – вздохнула Дина. – У Бренды хотя бы ты есть.

– Могу я вам чем-то помочь? – спросила блондинка приятных форм. Она стояла за стойкой приемной элитного дома престарелых. Выглядела она весьма стильно, и мне это нравилось.

Ей было лет сорок, но она с гордостью носила блузу в ярких зеленых и розовых блестках и облегающую черную юбку.

Некоторые женщины вообще не стареют.

– Мое имя Джо Оливер. Я пришел повидаться со своей бабушкой.

– Она ухаживает за кем-то из наших пациентов? – спросила блондинка таким тоном, будто бы речь шла о погоде.

– Нет.

Ее очарование слегка померкло в моих глазах.

– Э-э… – она неподдельно смутилась. – Она работает в этом учреждении?

– Она ваша постоялица, – проговорил я. – Бренда Нэйплз. Комната номер 2709.

На миг секретарша, на бейджике которой значилось имя Талия, усомнилась в моих словах. Но потом она немного поколдовала на айпаде и сказала:

– Она и правда здесь.

– Она здесь подольше вашего, – сообщил я. – И еще долго тут проживет после того, как вы все бросите и вернетесь в Нью-Джерси.

– Мне очень жаль, мистер Оливер.

– Мне тоже, – не уступил я. – Впрочем, мы сожалеем, видимо, совсем о разном.

– Здравствуй, детка, – приветствовала бабушка, стоило мне постучаться в открытую дверь ее комнаты.

Она поднялась со своего стула – настолько высокого, что его можно было принять за барный табурет. Платье ее было ярко-желтое, а кожа, как всегда, темнее ночного неба.

Я поцеловал ее в губы, потому что именно так мы всегда здоровались.

– Садись на кровать, милый, – она махнула рукой в сторону односпального дивана, являвшего собой основной предмет мебели в комнате.

Сама же она уселась обратно на высокий деревянный стул с матерчатой обивкой и тут же подняла плечи, жестом показывая, как она счастлива меня видеть.

– Как ты тут, бабуля?

– Неплохо, – ответила она с ухмылкой. – Этот белый нахал Роджер Феррис все уговаривает меня пойти послушать музыку в Линкольн-центре. А я ему каждый раз говорю, что ни за какие коврижки не пойду на свидание с белым. Вот будь это двойное свидание, будь у него белая подружка, а у меня черный кавалер – вот тогда все было бы славно.

– И что же он отвечает?

– Что целоваться на ночь нам необязательно, – в голосе ее явно скользнула улыбка.

– А это-то здесь при чем?

– Он говорит, если не целоваться, то это и не свидание вовсе. И если я заранее буду знать, что обойдется без поцелуев, то я не буду думать об этом как о свидании.

– А что, мне кажется, очень неплохой аргумент, если тебя интересует мое мнение, – поделился я.

– Тебя вообще никто не спрашивает.

– Роджер Феррис – это разве не тот парень, которому принадлежит большая часть рудных залежей серебра в мире?

– Понятия не имею. Единственные залежи, что нам тут светят, – это могильная земля, которая терпеливо выжидает, когда же мы наконец сложим туда свои кости.

– А остальные наши друзья как поживают? – спросил я.

– Хватит, Кинг. Мы с тобой оба знаем, что ты сюда явился в половине девятого утра не для того, чтобы болтать о пустяках.

Как же я люблю свою бабушку! Ей уже давно за девяносто, но «Дэйли Мэйл» она читает каждое утро и вдобавок всегда чинит мне одежду, когда требуется. Ростом она едва ли выше чем метр пятьдесят, а весит в последние годы не больше сорока килограммов, и в то же время она – сила, с которой приходится считаться.

«Стоунмэйсон» – один из самых элитарных домов престарелых в мире. Мой дед был пожарным, и за какие-то его заслуги они с бабушкой здесь пользовались привилегиями.

Бренда Нэйплз по-прежнему ходила куда хотела, курила и огрызалась. Может, она еще и меня переживет.

– Так в чем дело, Кинг? – спросила она.

И я рассказал ей про письмо от Беатрис Саммерс, а также об опасностях, которые могут навлечь на меня эти свидетельские показания.

Она слушала внимательно, смотрела во все глаза и, кажется, даже принюхивалась.

– Ты должен это сделать, малыш, – сказала она, подумав. – Самое главное, что есть в мужчине, – это чувство того, что правильно, а что нет. Коли уж ты знаешь, что пострадал невинно, и можешь это исправить, то выбора у тебя нет, – когда она говорила серьезно, в голосе ее отчетливо прослеживался акцент с притоков Миссисипи.

– Но я всегда это знал, – возразил я.

– Но раньше никто не давал тебе ни реальной надежды, ни реальных имен, – парировала бабушка. – Да и более важной работы у тебя хватало.

– Ты имеешь в виду детективные дела?

– Нет, дурачина. Эйжу-Дениз. Ты должен был увидеть, как она вырастет и превратится в молодую женщину, прежде чем заняться своими проблемами. Таков уж смысл жизни.

Я промолчал, потому что она все сказала за меня.

– Хочешь позавтракать в столовой со мною вместе?

– Конечно.