Поцелуй меня крепче - Надежда Черкасова Страница 18

Мила ходила с дядюшкой по розарию и рассказывала ему о розах, которые они не успели посмотреть в прошлый раз. Ярко светило солнце, отражаясь огненными бликами на лепестках крупных соцветий и придавая им сказочный вид. Над головами летали и пели птицы, рядом топтались любопытные павлины, то и дело распуская роскошные веера хвостов. Рай, да и только.

– Итак, мы остановились на моих любимых желтых розах и твоих любимых немочках, – произнесла с пафосом Мила.

– Ну-ну, родная, покажи класс, – подзадорил дядюшка Милу.

– Альбрехт Дюрер – исключительно крупные, махровые, персиково-абрикосовые цветки. Выглядят так, будто нарисованы кистью художника. А это Эльф – просто идеальная роза для романтического сада с необыкновенными цветками цвета слоновой кости и бледно-зеленым нюансом в основании.

– Молодец, Милочка. А вот эти очаровательные флорибунды?

– Эти – несомненно, выведены не без помощи известного французского селекционера Мэйланда: Бернштейн Роуз – густомахровый цветок с шармом «под старину» и теплой, янтарно-желтой окраской; Голдбит – грациозные ярко-желтые бутоны длительного и обильного цветения; Лавли Грин – потрясающий эксклюзивный оттенок соцветий – кремово-белый с салатовым отливом; Санлайт Романтика – чашевидные цветки с ностальгическим шармом, веселая солнечная окраска лепестков. Ну как? – спросила Мила дядюшку. – Хорошая из меня ученица?

– Вне всяких похвал, солнышко! Я потрясен! Я восхищен, какая ты у меня умница! Милочка, дорогая, а когда ты думаешь возвращаться? – вдруг спросил он.

– Откуда возвращаться? – Мила с недоумением уставилась на дядюшку.

– Из тайги. Мне без тебя так плохо, что ты себе и представить не можешь!

Мила вздрогнула и… проснулась. Она открыла глаза, затем снова закрыла и снова открыла. Нет, видение не исчезло. Те же бревенчатые стены с паклей, те же метания мыслей, попавших в ловушку то ли сна, то ли чудовищной действительности.

«А может, мы все же договоримся, что эта непонятность – сновидение? – сделала она попытку, мысленно обратившись неизвестно к кому. – Я потерплю еще денечек, а потом проснусь, да?» – и Мила закрыла глаза.

Она проспала почти до обеда. Старушка иногда заглядывала к ней в комнату и радовалась: спит – значит, выздоравливает. Наконец Мила открыла глаза. Боли больше не беспокоили, поэтому она была способна размышлять и анализировать.

«Итак, сон продолжается, – недовольно думала она. – И что же теперь мне делать? Смириться и притвориться для всех Люськой, как советовал Алеша? Или снова начать бунтовать? Если все вокруг сумасшедшие, а я одна нормальная – это может быть только сон, – попыталась она рассуждать здраво. – Если это сон, то рано или поздно он должен закончиться, и тогда я проснусь. Если сон продолжается, а я не просыпаюсь, значит, я не сплю. А если я не сплю, то я действительно сумасшедшая. Стоп! Если я считаю себя сумасшедшей, то я уже не сумасшедшая! Хоть один псих добровольно признает самого себя психом? Нет, конечно! Не дурак же он в самом-то деле. Значит, я абсолютно здорова. А если я здорова, то, выходит, что я… дура?! Да еще какая, если вляпалась в эту историю! Однако это лучше, чем сумасшедшая. А если я нормальная, то все, что со мной происходит, – чья-то злая воля. Нет, не Бога. Это злая воля какого-то конкретного человека. Тогда получается, что Бог зачем-то допустил это зло? Надо срочно поговорить с Алешей. Иначе я действительно сойду с ума».

Мила поднялась, надела джинсы с майкой и вышла на кухню, где у плиты хлопотала старушка.

– Вот и хорошо, что сама встала. А я-то уж собралась было идти будить. Столько спать – все на свете проспишь.

– Было бы что просыпать, – недовольно пробурчала Мила.

– Ну не скажи, – возразила старушка, ставя перед Милой тарелку с борщом. – Кушай на здоровье. Алешенька уже несколько раз заходил, спрашивал, не встала ли.

– А где он?

– С монахами пошел ворота поднимать. Видимо, ночью в скит медведь пытался пробраться, да Алтай его спугнул. А ворота все же успел повалить, бродяга лохматый.

– Какой еще медведь? – Мила во все глаза смотрела на старушку, затаив дыхание.

– Обыкновенный, таежный. Да что ты так испугалась? С утра мужики ходили по следу, сказали, что далеко ушел. Вряд ли вернется обратно. Алтай, вишь, ему не понравился.

– Какой Алтай?

– Так пес же Алешенькин. Он у нас славный сторож: ни медведя, ни волка к скиту не подпустит.

– Еще и волки? – Мила совсем растерялась. – Но здесь же невозможно жить!

– Да с чего ты взяла, что невозможно? Даже очень возможно, – возразила бодро старушка. – Самое то, что нужно, чтобы грехи свои замаливать и душу очищать.

– А в городе, среди людей, нельзя грехи замаливать?

– Нельзя, слишком соблазну много. А здесь – самый раз. Да ты ешь борщик-то, вкусный получился. Алешенька уже тарелочку распробовал, ему понравилось.