Ход слоном - Бахтиар Ахмедханов Страница 18

– Потом, помню, было неловкое чаепитие – с сосредоточенным отпиванием раскаленного чая, который никак не желал остывать, и плавящимися в горячих пальцах конфетами. Наш гость некоторое время ходил вокруг да около, а потом прямо сказал, что, по его убеждению, отца убил кто-то из членов экспедиции, и он даже догадывается, кто именно.

– Дело в том, что в состав экспедиции незадолго до отъезда были включены двое никому незнакомых людей, которых руководство института представило московскими коллегами. Обычные люди, ничего особенного. Пришли словно ниоткуда и ушли в никуда. Оба они были рядом с отцом, когда с ним случилось то, что назвали сердечным приступом. Пил человек чай из кружки и вдруг схватился за сердце и завалился набок. Кстати, первую помощь ему тоже пытались оказать эти двое, но, естественно, безуспешно.

– Все дело в том, сказал наш гость, что, помимо поисков редкоземельных металлов, папа занимался совершенно секретными разработками, связанными с созданием оружия колоссальной разрушительной силы. И обладание таким оружием однозначно сделало бы любую страну если не самой сильной, то уж самой опасной на планете, это точно.

– Представляете, говорил он, что какой-нибудь Габон или Монголия могут одним нажатием кнопки нанести любому государству такой ущерб, оправляться от которого придется годами. А уж окажись такая сила в руках Советского Союза, окончательная и бесповоротная победа идей марксизма-ленинизма стала бы делом каких-нибудь нескольких месяцев.

…Игорь Летрих далеко продвинулся в своих исследованиях. Пожалуй, даже слишком далеко. И кто-то наверху посчитал, что будет лучше, если работу по теме продолжит кто-нибудь другой, более благонадежный, чем этнический немец, обладающий к тому же слишком независимым характером.

Дальнейший рассказ Инны был напрочь лишен лирики. Примерно после третьей чашки чая гость перешел собственно к цели визита. Был конец 1970-х, когда советских евреев стали выпускать за границу. Он тоже собрался уезжать и, по возможности, не с пустыми руками. Может быть, после Игоря остались какие-нибудь записи, пусть даже самые обрывочные и незначительные – неважно, он купит все и, что называется, не глядя. Была предложена цена – очень хорошие по тем временам деньги, на которые можно было даже купить какие-нибудь «Жигули» престижной третьей модели.

Вдова Игоря Летриха ответила, что никаких записей ее муж не оставил. Гость же мягко, но настойчиво просил поискать, обещая все сохранить в тайне, но женщина твердо стояла на своем. Никаких записей нет и никогда не было, никаких заметок Игорь Летрих дома не делал и документов со службы не приносил. Дома, конечно, знали, что он занимался секретными разработками, о которых никто в семье не имел ни малейшего представления.

Гость ушел, сказав, что позже позвонит и попросив еще раз хорошенько подумать.

Мать Инны после этого два дня ходила сама не своя, а потом уехала на дачу к подруге – побродить по лесу и развеяться. С дачи она привезла пухлую папку – фактический отчет о работе, проделанной ее мужем по программе сверхоружия. «Почитай, что там, – сказала она дочери, – и реши, что делать с этим дальше. Если за эти бумаги не глядя дают такие деньги, значит, стоят они как минимум раз в десять дороже. Поэтому посмотри – может, они пригодятся тебе самой».

Я был не на шутку заинтригован всей этой историей, тем более, что было очень похоже на то, что папка покойного геолога очень интересовала Аркадия Валериановича и моих таинственных работодателей.

– И что это были за документы? – спросил я как можно равнодушнее.

– Не были, а есть! – засмеялась Инна, сделав ударение на слове «есть». – Именно поэтому я и нахожусь в этом живописнейшем месте. Да и вы, я подозреваю, тоже!

– Ну, в общем… – замялся я, потому что, согласитесь, не очень приятно, когда тебе фактически в лицо говорят, что ты приставлен в качестве соглядатая и шпиона.

– Не обижайтесь Алик, – Инна, словно утешая, погладила меня по руке, отчего я почувствовал себя еще гаже. – Просто мне кажется, что всегда лучше называть вещи своими именами. Некоторые считают это цинизмом, а я – самой настоящей честностью. К тому же, в мире четких определений и ясных понятий легче и веселее жить.

– Теперь о документах. К тому времени я уже была молодым специалистом и – ну надо же было случиться такому совпадению – мне предложили перейти на работу в «почтовый ящик».

– То есть вы пошли по отцовским стопам? – спросил я, успокоившись.

– Да. Разве я не говорила, что в качестве профессии выбрала геофизику? Папа сумел внушить мне такой интерес к этой науке, что я просто не мыслила себя в качестве кого-нибудь другого. Ну вот, а в «почтовом ящике» мне пришлось заниматься, по сути, папиной темой.

– Направленными землетрясениями? – едва не спросил я, но прикусил язык. Пусть лучше она сама скажет, чем, а уж я составлю для Аркаши жирный отчет. Хотя было у меня подозрение, что все сказанное Инной ему хорошо известно. По крайней мере, сказанное до сих пор.

– То есть секретным оружием? – произнес я вслух.

– Землей, Алик, – очень серьезно и без малейшей тени улыбки ответила Инна. – Нашей с вами планетой Земля, которая, если вы об этом еще не догадываетесь, суть живое, страдающее существо… Но об этом в другой раз, у меня во рту пересохло от столь длительного монолога. И вообще, не прогуляться ли нам в парке?

Мне показалось странным, что моя подопечная так спокойно да еще по собственной инициативе рассказала мне о документах, за которыми идет такая серьезная охота. Мне, приставленному к ней шпиону! И когда я, видимо, находясь под впечатлением от ее слов о том, что лучше всего называть вещи своими именами, сказал ей об этом, Инна только рассмеялась.

– А нет больше никаких документов! Уничтожены. Говоря, что они есть, я имела в виду, что существуют они исключительно в моей голове. Все, что представляет интерес и может быть использовано, скажем так, в практических целях, я запомнила. Память у меня, дорогой Алик, практически феноменальная – вот в ней все бумаги и хранятся. При этом извлечь из нее что-то помимо моей воли практически невозможно. Я женщина немолодая, к тому же у меня больное сердце. Поэтому применение в отношении меня психотропных средств или пыток исключено. Настоятельно прошу отразить эту мысль в вашем отчете.

Я смущенно пробормотал что-то вроде «что вы, какой отчет…», но в тот же вечер исправно изложил на бумаге содержание нашего разговора, а утром следующего дня передал свой донос Тимуру.

Так проходили недели и месяцы. Днем мы гуляли, смотрели телевизор, болтали о самых разных вещах, а по вечерам я добросовестно строчил совершенно бесполезные, как я догадывался, отчеты. Каждую субботу после обеда Тимур увозил меня в Москву, а в понедельник утром привозил обратно. Он же раз в месяц выдавал мне конверт с деньгами, за которые я нигде не расписывался.

Деньги я почти не тратил. В пансионате меня кормили вместе с Инной, а в Москве практически единственной статьей расходов были воскресные посещения ресторанов. Поэтому я открыл счет в банке и каждый месяц аккуратно вносил на него большую часть своей зарплаты.