Фантазии офисной мышки - Наталья Александрова Страница 18

Я вернулась в свое кресло, предъявила майору шариковую ручкус логотипом банка, якобы найденную под столом, и уставилась на него в ожидании.

— Майор Синицын, — представился он наконец.

— Евгения Николаевна, — ответила я.

— Вы работаете в кредитном отделе. — Он не точтобы спросил, скорее уточнил.

— Ну да…

— И вы знаете, что произошло сегодня в вашем банке.

— В общем и целом, — призналась я. Отрицать этобыло бесполезно.

— Так вот, у вас сейчас работает опергруппа… я в неетоже вхожу… и мы хотели бы поговорить со всеми сотрудниками, кто хоть что-томожет знать об обстоятельствах дела.

— Допросить? — уточнила я.

— Я предпочитаю допросу доверительный разговор! Обычноон дает гораздо больше…

— Я ничего не знаю! — поспешила я заверить майора.

— Не спешите с заявлениями! — ответил он. —Бывает, что человек и сам не догадывается, что он знает. Так что мы будемразговаривать со всеми сотрудниками…

Сам не догадывается, что он знает… в голове у меня сновашевельнулась неясная мысль — что-то важное, что ускользало от моего сознания.Казалось, еще чуть-чуть — и я ухвачу эту мысль…

Но майор прервал мои размышления:

— Поэтому я попрошу вас через час зайти в кабинетначальника банковской службы безопасности. Там находится временный штаб нашейопергруппы.

Я пообещала прийти, и майор Синицын покинул мой кабинет, напрощание окинув его внимательным взглядом.

Мне снова стало нехорошо: от такого проницательного взгляданичего не утаишь…

Через час я поднялась на третий этаж, где размещался кабинетМихалькова, нашего начальника службы безопасности.

Сам Михальков сидел в углу кабинета, оседлав стул и положивподбородок на спинку, с обиженным видом хозяина, которого потеснили наглыегости.

Я вспомнила, что в банке его называют полковником —Михальков действительно в прежней жизни был полковником то ли милиции, то ликакой-то спецслужбы. В трудные девяностые годы он ушел в отставку, польстившисьна высокий банковский оклад, и теперь частенько с грустью вспоминает об этомрешении.

За собственным столом Михалькова с хозяйским видом сидел мойзнакомый майор Синицын. Увидев меня, он приветливо улыбнулся и показал на стул:

— Садитесь, Евгения Николаевна! Садитесь, поговорим!

Я уселась напротив его стола и выжидательно уставилась намоложавого майора.

Синицын украдкой заглянул в лежащий на столе список ипроговорил, подняв на меня глаза:

— Итак, Евгения Николаевна, думаю, вам есть что мнерассказать… я в этом просто не сомневаюсь…

При этом он смотрел на меня так проникновенно, что казалось,видит меня насквозь. Под этим рентгеновским взглядом я почувствовала себянеуютно. Неужели он знает… да нет, не может быть! Меня никто не видел вкабинете… Если бы он действительно знал, не так бы он со мной разговаривал!

— Нет… честное слово, я не знаю, о чем вы… —проговорила я едва слышным голосом, опустив глаза в пол.

— А вот я думаю, что вы со мной не вполнеискренни! — В голосе майора прозвучали нотки глубокого разочарования — какбудто он был обо мне лучшего мнения, а я не оправдала его надежд. — Можетбыть, вы все же постараетесь вспомнить? Поможете следствию?

— Не знаю, о чем вы, — ответила я, обреченноопустив плечи.

— А вот ваша коллега была с нами болееоткровенна! — И он подал знак кому-то у меня за спиной.

Сзади хлопнула дверь, послышались приближающиеся шаги, ихорошо знакомый мне голос неприязненно проговорил:

— Я подтверждаю! Она мне сама признавалась!

Я удивленно обернулась. За моей спиной стояла ЛарисаИвановна. Лицо ее горело праведным негодованием.

Я почувствовала, что земля буквально уходит у меня из-подног.

— В чем это я вам признавалась? — спросила я своюначальницу, с трудом справившись с голосом.

— Во время обеда в бистро «Мурена» гражданка Комаровасообщила мне… — зачастила Лариса, как будто озвучивала хорошо вызубренныйтекст, — сообщила мне, что лично присутствовала при ссоре междугражданином Мельниковым и пострадавшим… Ильей Артуровичем Меликхановым!

Должна признаться, я почувствовала облегчение. Так вот о чемони! А я-то испугалась…

— Хорошо излагаете! — одобрил майор. — Выраньше в милиции не служили?

— Нет, к сожалению! — Лариса глубоко вздохнула ипотерла двумя пальцами переносицу. Значит, она здорово нервничает! А с видукажется такой спокойной…

— Все еще можно поправить! — с этими словами майорповернулся ко мне и неодобрительно проговорил: — Ну что же, вы и теперь ничегоне хотите нам сообщить?

— Ну… я слышала, как они ссорились… — призналасья, недоуменно глядя на майора. — А какое это имеет значение?

— Самое прямое! — Синицын перевел взгляд с меня наЛарису: — Не правда ли, Лариса Ивановна? Эта ссора показывает нам очевидныймотив убийства!

— Мотив? — переспросила я. — Да если бы все,кто с кем-то поссорится, тут же убивали своих… собеседников, на всей землесейчас было бы пусто, как в Антарктиде!

— Не скажите! — Майор постучал согнутым пальцем постолу. — Ссора ссоре рознь! Какая причина была у той ссоры? Может быть, вынам все-таки расскажете?

— Понятия не имею! Я случайно услышала… только ипоняла, что они препираются…

— А вот Лариса Ивановна с ваших слов говорила совсемдругое! — И он взглянул на Ларису, как дирижер на музыканта, которыйдолжен начать соло.

— Во время обеда в бистро «Мурена» гражданкаКомарова… — затараторила Лариса, но, увидев недовольство на лице майора,опустила предисловие и перешла к делу: — Она сказала, что причиной ссорыпослужил кредит, выданный банком компании «Астролябия».

— Поясните мне, как человеку, далекому от спецификивашего банковского дела! — попросил майор, причем на лице у него былонаписано, что все он отлично понимает, а пояснений требует исключительно дляпротокола.

— Дело в том… — начала Лариса с явнымудовольствием, — дело в том, что выдача кредита в значительной степенизависит от решения управляющего…

— Ну, это уж как водится! — Синицын понимающеусмехнулся.

— Гражданин Мельников… управляющий нашим отделениембанка всегда лично принимал решения относительно наиболее крупных кредитов. Ивполне возможно, что на это решение могли повлиять… не только интересы банка.

— Короче — речь об откате! — Ухмылка на лицеСиницына стала еще шире, и он снова повернулся ко мне: — А вы говорите — нетмотива!