Кубанский огонь - Николай Свечин Страница 18

Сыскные только мотнули головами.

– Потом мы сверим все четыре списка. Только чур, когда сочиняете, друг у друга не списывать. Если окажется, что один и тот же человек есть в большинстве списков, то он – главный подозреваемый.

Кубанцы расселись за свои столы, вооружились бумагой и карандашами и начали чесать головы. Командированный сидел на подоконнике и следил, чтобы никто не запускал глазенапа. В итоге составление «черных списков» заняло четверть часа. Больше всех фамилий вспомнил Тимошенко: аж двенадцать человек. Корж внес пять подозреваемых, Жуковский – девять, а Пришельцев всего трех.

Алексей Николаевич разложил перед собой листки и стал их изучать. Он задавал вопросы коллегам:

– Кто такой Дробязкин?

– Кирпичные заводы повозле тюрьмы.

– А Бедросов?

– Табачная фабрика.

– Кухарский?

– Мыловаренный завод. Эх и мазурик!

Лыков сложил листки в стопку и объявил:

– Чемпионом Екатеринодара по жульничеству объявляю… Конона Асьминкина. Он есть у всех: в двух списках на первом месте и в двух других – на втором.

Сыскные загалдели было, но питерец остановил их жестом.

– Александр Петрович, расскажите мне об этом господине. Вы тоже поставили его во главу.

Пришельцев начал бойко:

– Конон Прович Асьминкин, самый крупный здесь табачный торговец.

– Табачный? Сам садит, сам продает?

– Ну, садит он немного. А продает больше всех.

Статский советник подивился:

– Как это возможно?

– А вот так, и притом вполне законно. Табачное дело в Кубанской области очень развито, и уже давно. Первые люди в нем греки и турки, да прибился один еврей. Асьминкин появился позже и плантаций хапнуть не успел. Но он берет другим. Конон Прович – владелец самого большого склада в городе. И предоставляет запасы с него банкам в залог.

– Ну и что? – не понял питерец.

– Другие, у кого земли побольше и урожай хороший, не могут, однако, кредитоваться в банке напрямую. Залог всегда учитывают в половину цены. И к весне весь табак уже продан, а нужны оборотные средства под посев. И тут появляется Асьминкин. У него деньги есть, он человек весьма богатый. И на складе всегда переходящий остаток. Конон Прович предлагает его банку, от своего имени, конечно. Получает деньги и раздает их остальным с хорошей наценкой. Примерно вдвое выше, чем взял у ростовщиков.

– И берут?

– Берут. Куда денешься? Осенью расплачиваются и остаются в некоторой выгоде. Так что еще спасибо скажут Асьминкину. А он, конечно, главный получатель дохода. И свой табачок продал, и соседей ошкурил. Двойной гешефт!

– Но почему другие не создадут свой запас? – возмутился Алексей Николаевич. – Из года в год так? Пусть объединятся и учредят Общество взаимного кредита.

Пришельцев с любопытством посмотрел на командированного и ответил:

– Они так и решили.

– Табаководы?

– Именно. В прошлом году состоялось учредительное собрание, приняли устав, он уже одобрен Министерством финансов. Сейчас в Биржевом комитете собирают членские взносы. Говорят, уже семьдесят пять тысяч накопили.

– Молодцы, утрут нос вашему Конону, – ехидно констатировал Лыков.

– А вот и не так, – огорошил его Александр Петрович. – Асьминкин – заправила в этом деле. Главный зачинщик и внес больше всех – пятнадцать тысяч.

Питерец задумался и сказал:

– Не пойму, зачем ему. Лишится ведь дохода от своих ростовщических операций.

– Никто не может понять. И тем не менее это так.

– Насколько большие обороты у вас по табаку?

– На складах города хранится средним значением миллион пудов товара. Из них пятая часть у Асьминкина. Он не самый крупный промышленник, но крупнейший складчик.

– Сколько же дает ему фокус с залогом?

– Шестьдесят-восемьдесят тысяч в год. Плюс влияние: заемщики ищут его расположения…

– А продажа собственного табака меньше?

– Я уже говорил, что его плантации в сравнении с другими крупняками невелики. Но он втихую прикупает землю.

– Да? – насторожился Лыков. – Человек с преступными наклонностями часто расширяет свое дело незаконными способами. И здесь так?

– В точку, – одобрил ход мысли командированного кубанец. – Но делает Конон все аккуратно. Люди его боятся и, как правило, уступают. Раз только до нас дошли неясные слухи. Один из крупных промышленников персидско-подданный Хаджиксиниди владел большой плантацией возле станицы Мариинской. Асьминкин захотел купить у него землю, тот заупрямился. Цена была сильно занижена. Вдруг хозяин погибает при непонятных обстоятельствах. А его вдова сразу же, как вступила в наследство, продает землю Асьминкину. За копейки.

– И в полицию никто не обратился?

– Никто. Вдова получила деньги и уехала из города.

– Э-хе-хе… А почему вы сказали, что люди его боятся?

– Потому, что он бывший разбойник, – не моргнув глазом, пояснил Пришельцев.

– Но разве бывают бывшие разбойники? Объясните.

Коллежский асессор скривился, словно ему предстояло съесть лимон.

– Двадцать лет назад Конон действительно промышлял разбоем. Был атаманом шайки, которая летала по всему Западному Кавказу. И однажды они пришли грабить владельца пивоваренного завода Кривояза. Рассказывали, что дело было так. Асьминкин вынул револьвер и приставил его к голове жертвы. Давай, мол, казну. А Кривояз возьми и замешкайся. То ли он испугался, то ли не хотел расставаться с деньгами. Никто не успел ничего понять, потому что атаман выстрелил. И убил беднягу наповал.

– Как же это сошло ему с рук?

– Свидетелями были сами разбойники, других не имелось. Никто, конечно, не сдал атамана. Формально преступление осталось нераскрытым. Но весь Екатеринодар знает эту историю, люди помнят ее до сих пор. И боятся табаковода как огня.

– За двадцать лет он так и не стал законопослушным?

– Есть у нас на Кубани поговорка: волки подыхают с зубами, – пробурчал начальник отделения. – Иначе говоря, старые привычки неискоренимы. И потом, эти приемы приносят негодяю успех. Он становится все богаче, на глазах у полиции, и та ничего не может с ним сделать. У негодяя есть особые люди для темных дел. В них его сила.

Алексей Николаевич поморщился вслед за коллегой:

– Например, Варивода и его шайка.

– Очень возможно. Странно, что мы до сих пор об этом не подумали… пока вы нас не надоумили.

– Вернемся к обществу взаимного кредита. Зачем, по-вашему, Конон участвует в его создании, если оно ему невыгодно?