Русская сила графа Соколова - Валентин Лавров Страница 18
Русская сила графа Соколова - Валентин Лавров читать онлайн бесплатно
Соколов ловко преодолел густую вокзальную толпу. Его чемодан тащил пахнувший чесноком и перегаром носильщик. Посапывая, он на ходу уговаривал:
— Барин, ежели в гостиницу, так лучше «Большой Московской» не бывает. Чтоб мне на этом месте треснуть! И езды — что рукой до…
Соколов вспомнил: путеводитель рекомендовал именно «Большую Московскую» как «самую дорогую, но весьма комфортабельную, с вежливой прислугой, с рестораном, в котором отличные повара».
Носильщик, оказавшись на широкой привокзальной площади, заорал:
— Ей, Пармен, давай сюды! — За каждого клиента он получал чаевые от владельцев гостиницы. — Позвольте, ваше благородие, поклажу в коляску водрузить.
И вас подсадить-с! Спасибо за денежную награду, пошли вам Святая Богородица того, чего хочется.
* * *
Соколов взял люкс — за пять рублей в сутки. Он сделал небольшую силовую гимнастику, принял душ, побрился и, по обычаю, тщательно одевшись, вышел на улицу.
Он держал путь к начальнику сыскного отделения.
Сычев оказался упитанным и веселым до развязности мужчиной сорока лет. Смолоду он служил в конной гвардии и даже достиг подполковничьего звания. Но потом у него произошла какая-то история с супругой командира полка. В результате всех этих романтических событий Сычев получил от командира по морде и увольнение с военной службы.
Вернувшись в родной Харьков, бывший конногвардеец нашел применение своей энергии в сыскной полиции. Вверенную ему территорию он рассматривал как поверженный вражеский город, в котором все принадлежит ему, Сычеву: и добро в лавках, и жены обывателей. И хотя по новой службе мундир и шашка ему были не положены, Сычев для пущей важности носил то и другое. По отношению к подчиненным и просителям он держался очень строго.
Увидав в своем кабинете Соколова, одетого в штатское платье и вошедшего без доклада дежурного, он раздул щеки и грозно выкрикнул:
— Кто р-разр-решил? Чего пр-решься без доклада? Соколов невозмутимо отвечал:
— Я на тебя, Сергей Фролович, без доклада еще и наручники нацеплю.
Сычев на мгновение остолбенел, но тут же выскочил из-за стола, сжимая кулаки и готовый броситься в драку. Однако, выяснив, что перед ним стоит порученец товарища министра, да к тому же сам знаменитый Соколов, осклабил зубастую пасть:
— Нет, в такое счастье верить невозможно! Вы, граф, простите мою горячность. Служба, сами знаете, беспокойная, каждая рвань норовит досадить. Виноват-с!
— Ничего, я не обиделся!
— Коллега, ваш приезд, как говорил покойный Гоголь, такая радость, прямо именины сердца!
И Сычев от полноты чувств собрался было хлопнуть гостя по плечу. Однако под леденящим взглядом Соколова рука повисла в воздухе. Сычев подергал себя за ус и крякнул.
— Оченно приятно! Эй, Фроленко, никого не пускать! — Повернулся к Соколову: — Разрешите, граф, величать вас по имени и отчеству?
— Разрешаю.
— Аполлинарий… э-э…
— Аполлинарий Николаевич!
— По доброму русскому обычаю, Аполлинарий Николаевич, позвольте распорядиться насчет обеда. — Сычев выразительно щелкнул себя пальцем по горлу. — Покушать после трудной дороги — дело разлюбезное.
— Не хлопочи…
Соколов с удовольствием заметил, что Сычев изрядно разволновался. Приезд столь важного гостя его явно встревожил: слишком много грехов водилось за начальником сыска, слишком много жалоб на него отправляли обыватели. Правда, приятель-почтмейстер такие жалобы в общей корреспонденции вылавливал и передавал Сычеву, но это никак не гарантировало спокойствия. Сычев судорожно налил и махом выпил стакан зельтерской воды. Взглянул из-под кустистых бровей:
— Аполлинарий Николаевич, вы где остановились? В «Большой Московской»? Если желаете, можно у меня дома. Места много, я человек одинокий! Служанка из себя, хе-хе, хоть на парижскую выставку.
— Не стоит беспокойства, Сергей Фролович. Служанка тебе пригодится для собственного употребления. Как процветаешь в богоспасаемом граде Харькове?
Сычев малость подумал и затараторил:
— Забот много! Покрасили фасад губернской тюрьмы, заставили самих заключенных. Ловко? Устроили в тюрьме мебельную мастерскую — плетеные кресла, парты для гимназий. Хотя это вовсе не наша прямая обязанность. — Сычев долго рассказывал про свои замечательные успехи, про местных жуликов, аферистов, фармазонов, про их исключительную хитрость. Наконец закончил: — Но мы, себя не жалея, без отдыха и сна преступников ловим.
Гений сыска молча уперся взглядом в Сычева.
Тот заерзал в кресле. На его физиономии ясно читалась мысль: «С чем приперся этот столичный ферт? Случайно? Или чего пронюхал? В любом случае следует задобрить».
Соколов насмешливо сказал:
— Наслышан про твои героические подвиги! Опасного убийцу Бродского на каторгу отправил.
Сычев запыхтел, как перестоявший под жаром самовар:
— Как же, очень опасный тип. Ничего святого нет у этого гнусного народца — отравить собственного товарища, ай-ай-ай! А вроде бы вполне обеспеченный, репутация солидная… Ну и нравы!
Соколов решил: «Тертый калач! От такого можно ждать любой каверзы».
Сычев вновь заговорил:
— Там история романтическая. Убитый, по фамилии Кугельский, имел амурную связь с Саррой, супругой Бродского. Убитого понять можно: Сарра очень хороша собой, нравов вовсе не ветхозаветных, — рассмеялся, — а самых передовых, эмансипированных. Бродский, когда прознал про измену, понятно, возмутился и на почве ревности его и того, отправил к праотцам.
Соколов иронично покачал головой:
— Ах, Отелло Харьковской губернии!
— На почве ревности многие преступления совершаются. Тут прочитал в «Полицейском вестнике» замечательную статью, автор пишет о преступниках «по страсти». Повышенное половое влечение часто толкает на преступления. Помню, у нас в полку… — На мгновение задумался, махнул рукой. — Впрочем, к делу это не относится. О чем говорить? Бродский сам во всем признался. И яд у него нашли. И часы Кугельского. Подлец, одним словом!
Соколов хитро прищурился:
— Стало быть, и ты, Сергей Фролович, был на волоске от смерти?
Сычев выпучил глаза:
— То есть?
— Ты ведь тоже пользуешься у Сарры успехом.
Сычев на мгновение смутился, зачмокал губами, но решил последнюю реплику пропустить мимо ушей. Он лишь с самым глубокомысленным видом повторил:
— История романтическая, да-с! Трудно в нее поверить, но двое свидетелей видели, как Бродский насыпал в пиво Кугельскому белый порошок, а сам после этого быстро ушел из трактира. Несчастный выпил пиво, вскоре начались резкие желудочные боли, изо рта пошла пена и — летальный исход.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments