Последний еврей из КГБ - Борис Барабаш Страница 17

– Когда это было?

– Это было в конце 50-го года.

– И тогда ты познакомился с Нафтали?

– С Нафтали я познакомился позже. У меня была командировка в Москву. Я сам спросил дядю Соломона, можно ли позвонить Нафтали. Надо же человеку хотя бы спасибо сказать. Неблагодарность – это страшное дело! Дядя Соломон дал мне его телефон. По приезде в Москву я Нафтали позвонил. Он пригласил меня к себе в кабинет. Мы поговорили. Мне предложили даже чай!

– Ты выпил?

– Нет. Шё ты! Он такой большой человек! Генерал! Орденоносец! Чего там засиживаться, мешать человеку? Немного побеседовали. Я сказал ему большое спасибо, попрощался и вышел.

– Ну, и как он тебе?

– Большой человек! Таких сразу чувствуешь. Птицу по полету видно.

– А при чем он к нашему вокзалу?

– А! Да! Вокзал… Вокзала в Одессе после войны не было. Его разбомбили. На его месте поставили какую-то времянку из дерева. Стыдно было смотреть. Но шё поделаешь? У страны нет денег. Есть задачи и поважнее, чем вокзал. Да… Так вот. Где-то в конце 40-х – начале 50-х годов, что ли, Нафтали решил построить в Одессе вокзал. За свои деньги. Хотел сделать подарок родному городу.

– За свои деньги!? Ничего себе! Это же, какие деньги надо иметь?

– А тогда большое начальство много получало. Сталин щедро платил. Это тебе не сейчас. Большие люди, артисты, академики, за свои деньги, во время войны, строили танки и самолеты. Так и Френкель. Решил помочь родному городу. В благодарность. Вот человек был! Заказал проект, а строили пленные немцы. И построили буквально за считанные месяцы. А какой красивый получился! Скажи?

– Да. Красивый.

– И память осталась. Человека нет, а вокзал стоит. Правда, сейчас мало, кто помнит, кто это сделал. Висит там какая-то вывеска. Кто архитектор, и кто инженер. А про Нафтали Френкеля ни слова! Но все равно! Кому надо, те помнят. Так шё, земля ему пухом. И спасибо за всё!

– Ты сказал «в благодарность». А за что ему Одессу благодарить?

– А шё, не за что? Одесса дала ему путевку в жизнь! Кем бы он был, если бы не Одесса? Ты сейчас этого не поймешь. Ты сейчас живешь в Одессе. А, вот, когда-нибудь, может ты будешь жить где-то еще, тогда ты Одессу вспомнишь. И будешь скучать. И будешь ценить. И, возможно, тоже захочешь шё-то сделать для родного города. Дай бог, шё б у тебя была такая возможность! Как говорится, Одесса зай гезунт! Шёб Одесса была здорова! Многие большие люди живут сейчас в Москве, других городах, а родную Одессу помнят. Возьми, хотя бы того же Утесова… Так и Френкель. Жил в Москве, а Одессу помнил. И как же не помочь родному городу? Видит, шё вокзала нет, взял да и построил. Много таких людей? А-а! Раз, два и обчёлся.

– Да… Интересно… А вы больше не виделись?

– Виделись. Один раз. Я был в Москве в командировке, в середине 60-х, и решил его найти. Нафтали в то время уже был на пенсии. Я его разыскал, позвонил и приехал. Ты знаешь, а он был рад. Честное слово! Не знал, куда меня посадить. Жили они тогда вдвоем с женой. Постарел он, конечно. Старость не красит. Но выправка, глаза… Я привез подарки. А он не взял. Гордость! Попросил только фотографию, где я с вами и мамой. Поговорили. Вспомнили родственников. Он пошел меня провожать. И у дверей заплакал. Не выдержал. Больше мы не виделись. Только на его похоронах. Вот так, сынок… Такая история…

То была еще одна страница папиной жизни. А сколько еще таких? Судьбы отца и его родственников переплелись с судьбой Одессы. Впрочем, судьбы всех одесситов и были судьбой города. Никогда раньше не думал об этом. Мишка Япончик и Утесов до этого жили где-то далеко, какой-то своей большой жизнью. Я встречал их только в книгах и кино. Так же, как и Сталина. А оказывается, они были рядом. Все они знали Нафтали Френкеля, а Нафтали Френкель знал их. И был он дядей папы. Странно устроен мир. В моей детской голове это не укладывалось. Да я и сейчас поражаюсь зигзагам судьбы. А тогда просто не было слов. Перед величием тех людей и событий, все меркло. Ну, что я скажу отцу? «Пошли есть», или «не расстраивайся»? Мелко все это. Так мы и замолчали. И я, и папа, каждый по-своему, передумывали сказанное. Благодаря своим рассказам, отец возвращался в прошлое. Там оживали ушедшие люди. Спорили, желали, жили. В папиных рассказах мы с ними встречались. И хотя я их не знал, я их узнавал. И, вот, уже Сталин неспешно беседует с Френкелем, а Мишка Япончик сидит на стуле. Ждет конца их разговора. Я тоже там, и Утесов шепчет мне: «Ша! Тихо! Не мешай!» Папа прохаживается по кабинету Сталина, и жадно вслушивается в разговор. Я это вижу! Я этих людей знаю! Странно! Они, ведь, давно умерли. Но папа мне о них рассказал, и мне казалось, что и я был среди них.