Дело чести, или "Звезда Бенгалии" - Максим Афанасьев Страница 17

Я взял газету и снова взглянул на фотографию. Мне не давало покоя странное чувство, что, глядя на неё, я должен вспомнить что-то, связанное с этим делом, но я никак не мог понять что. Граф Демидов на фотографии выглядел довольно тщедушным молодым человеком с рассеянным взглядом и весьма неопределенным выражением на лице. Княжна стояла, гордо подняв голову, которую украшала шляпка с перьями в стиле «Морской Бриз», самая последняя модель, которая лишь недавно появилась в продаже и тут же стала пределом мечтаний многих модниц.

— То есть вы считаете, — спросил я князя, продолжая разглядывать фотографию и пытаясь понять, что же в ней так привлекло моё внимание, — что между вашей дочерью и Григорием Бехтеревым не могло быть сговора?

— Конечно, нет! Они давно не видятся. Мария уже несколько месяцев не приглашала его на приёмы и не просила меня включать его в списки приглашенных. А что касается Бехтерева, я чувствовал за него некую ответственность. Я даже поручил Лядову понаблюдать за ним, чтобы он не встрял в какую-либо историю, хотя сам Бехтерев вёл себя по отношению ко мне совершенно возмутительно.

— Вам нечего больше сказать нам? — спросил Кромов.

— Нет. Клянусь вам, я рассказал обо всём, что произошло между мной и поручиком в этой комнате.

— А вы сказали ему о помолвке?

— Сказал. Он усмехнулся и довольно грубо обвинил меня во лжи. Очередная его выходка в мой адрес, которых, за последнее время, я перенёс от него немало.

— И какое ваше мнение о случившемся? Если ваша дочь не причём, зачем Бехтерев похитил алмаз, зачем ему это письмо?

— Право, не знаю. Разобраться, что творится в его больном воображении — это свыше моих сил. Впрочем, свою версию я сказал. Он выбросил алмаз в окно своему сообщнику, а сам попытался скрыться через дверь на первом этаже. Это самое разумное, что можно предположить. Да и потом не это для меня сейчас главная забота.

— Но в вашей версии есть слабое место. Зачем Бехтереву тратить время и бросать алмаз кому-то из окна, если он сам планировал скрыться из дому?

— Не знаю. Как я слышал, воры всегда так поступают, сбрасывают украденные вещи своим сообщникам. И, потом, может, он не был уверен, что сможет выбраться из дома, что на самом деле и произошло.

— Хорошо. Это всё версии, их мы можем строить до бесконечности, ясность может внести только сам господин Бехтерев. Мне надо поговорить с ним, чтобы составить собственное мнение.

— Пожалуйста. Он в соседней комнате под охраной моего кучера. Передайте Захару, что я разрешил вам разговор с поручиком, и он вас впустит. Я прошу вас, господин Кромов, сообщать мне обо всем, что вам удастся разузнать.

Кромов в ответ кивнул, и мы вышли в коридор.

— Вот что, — обратился он ко мне, — с поручиком лучше пойти поговорить мне одному. Разговор предстоит нелёгкий, мне надо сбить спесь с этого упрямца и разговорить его.

— Вы думаете, на него подействует это? — я указал на газеты.

— Да. По правде говоря, сообщение о помолвке — это единственный способ раскачать его и вызвать на откровенность. Если моё предположение верно, и Бехтерев ничего не знает об этом, то сообщения в газетах должны его поразить как гром среди ясного неба. Слова князя он, конечно, пропустил мимо ушей, ведь он считает, что тот его злейший враг. Сообщения в трёх ведущих газетах — это более веский аргумент.

— И на что вы рассчитываете дальше?

— Дальше? Если он, действительно, считает, что действует по велению княжны Марии Вышатовой, после такой новости он может сказать мне правду. Если дело обстоит сложней, чем мне кажется, и статьи в газетах его не заинтересуют, тогда…, — Кромов пожал плечами, — тогда нам с вами придётся придумать, как подойти к этому делу с какой-нибудь другой стороны. Но если мой план удастся, Бехтереву придётся делать весьма неприятные для него признания, а это лучше получится, если мы будем с ним наедине. Поэтому я прошу вас подождать меня здесь.

— Хорошо. Вы знаете, — я взял газету из рук Кромова, — глядя на эту фотографию, мне кажется, что я что-то упустил, когда рассказывал вам о произошедшем, но никак не могу понять, что именно.

— Вот как? Что-то, связанное с графом Демидовым?

— Нет-нет. Что-то, связанное с княжной Вышатовой. То ли дело в её шляпке, то ли ещё в чем-то, не могу понять. Но эта мысль буквально витает у меня в голове, а поймать её я не могу.

— Вы раньше её видели?

— Нет. Но сегодня, когда мы бегали по дому и искали Бехтерева, я мельком видел её фотографию. По-моему, в комнате… Да. Когда я с Олсуфьевым зашёл в одну из комнат, на комоде стояла фотография княжны Вышатовой. Но дело не в той фотографии. Чувство, о котором я вам говорю, появилось у меня после того, как я увидел фотографию в газете, а не на комоде.

Кромов взял у меня газету и посмотрел на изображение графа Демидова с невестой.

— Странно. Не вижу ничего примечательного, кроме того, конечно, что госпожа Вышатова очень красивая девушка, — он взглянул на меня с улыбкой, — а, может, дело именно в этом? Вы так поражены её красотой, что не находите себе места?

— Ваша логика что-то подводит вас, Пётр Михайлович. Если бы я был поражен её красотой, то, как вы изволили выразиться, не находил бы себе места уже полдня, с тех пор как впервые увидел её фотографию.

— Значит, дело в чем-то другом. Сейчас у нас нет времени обсуждать это. Я пойду, поговорю с Бехтеревым, а вы подумайте, что вас так тревожит. Потом мы все обсудим.

Я пожелал ему удачи, и Кромов вошёл в комнату рядом с кабинетом князя.