Ответ знает только ветер - Йоханнес Марио Зиммель Страница 17

Мне сорок восемь лет.

Через два года стукнет полсотни. Может быть, через два года меня уже не будет. А может, даже намного раньше. Но может быть, я проживу еще долго. Одно я теперь знаю твердо: я болен. Но не знаю, насколько серьезно. Может быть, очень, а может, и не очень. Это не имеет значения. Я всю жизнь много работал. И много зарабатывал. У меня прекрасная квартира, полная красивых вещей. Там я живу с нелюбимой женой. Когда-то я любил эту женщину. Нет, то была не любовь. То была похоть. Мою похоть она вполне удовлетворяла. Это счастье не продлилось и трех лет. Я, собственно, никогда и не был счастлив. Хотя нет, все же был. В детстве. У меня было счастливое детство и множество приятелей, с которыми я мог играть. И еще у меня была маленькая собачка, с ней я был особенно счастлив. Она попала под грузовик. Не сразу погибла, но было видно, что не выживет. Вокруг меня и собачки на улице столпилось много ребят. Было очень тихо. Я принес с ближайшей строительной площадки кусок гранита, опустился на колени рядом с собачкой, погладил ее в последний раз, она лизнула мою руку, тогда я поднял камень и размозжил собачке голову. Я хотел прекратить ее страдания, но ребята вокруг загалдели все разом, избили меня и разбежались. Дома у себя они рассказали, что произошло, и с того дня никому из них не разрешали со мной играть. Мои родители в наказание запретили мне в течение недели выходить из моей комнаты. И не позволили похоронить собачку в саду, ее трупик забрала машина фирмы по переработке падали. Я любил свою собачку, потому ее и убил. Этого никто так и не понял, подумал я. Потом я еще долгое время молился за собачку, чтобы она была счастлива. С тех пор я больше не молился. Впрочем, нет, молился — во время приступов. Но то были не молитвы в обычном смысле слова. Никогда больше я не имел собаки. Друзья были и потом, — во время войны и сразу после. Когда я женился, все они мало-помалу отдалились от меня. Моя жена им не понравилась, они ей тоже. Поначалу я всегда ей уступал и делал, что она хотела, потому что был без ума от ее тела и безумно хотел спать с ней. Потом перестал ей уступать и делал уже то, что хотел я. Но к тому времени друзья уже улетучились. Работая на своей должности, я объездил почти что весь мир. Но в Каннах еще никогда не был. Это странно. Собственно, почему странно? Ведь я всегда ехал туда, куда меня посылали, делал свое дело, как мог, у меня бывали и удачи, и неудачи, и я спал со многими женщинами. Не так уж многими. Может быть, их было сорок. Максимум сорок. Из них примерно тридцать — проститутки, остальные десять — замужние дамы. Шлюхи всегда были мне милее. Я не любил ни одну из этих женщин, и не думаю, чтобы они любили меня. В этом я даже уверен. Так что в свои сорок восемь лет я, собственно говоря, не знаю, что такое любовь. Маловероятно, что еще успею это узнать, практически это исключено. Меня вполне устраивают проститутки. Переспишь с ними, и сразу же вновь один. Потому-то мне и хочется подольше быть здоровым и работать: чтобы быть одному, жить не дома. У нас с Карин не было детей. И слава Богу. Что бы я делал с ребенком, когда брак распался? Возможно, большинство браков похожи на мой, просто об этом не рассказывают. Вот и мы тоже не рассказываем. Нет, должны же быть и счастливые браки. Даже наверняка. Наверное, это прекрасно, когда тебя кто-то действительно любит. Как бы то ни было, мне это неизвестно. Но я вовсе не хочу сказать, что я не хотел бы об этом узнать, поскольку сам не могу никого любить, я доказал это за свою жизнь. Мне бы хотелось еще лет на пятнадцать сохранить здоровье, чтобы я мог ездить по миру и работать. И быть одному в отелях и барах, в самолетах и спальных вагонах и на автострадах. Потом я хотел бы быстренько умереть. Быстро и безболезненно, если только это возможно, или же пусть испытывать боль, но недолго. Лучше всего было бы умереть во время приступа. Никто не станет меня оплакивать, и Карин тоже, да и с чего бы. Заболеть и попасть под власть Карин — это самое страшное, что я мог придумать. Родители мои умерли от болезни сердца. И обоим пришлось долго страдать. Этого я во что бы то ни стало хочу избежать. Надо будет постараться обзавестись ядом на случай, если и я разболеюсь всерьез и надолго. Это первое, что я должен сделать: достать хороший, сильный яд. Вероятно, это удастся сделать в Каннах. За деньги можно достать все, что угодно. Яд мне нужен лишь для того, чтобы я мог принять его в любое время, если боли станут нестерпимыми или же если мне опротивеет моя работа — последнее, что меня еще как-то поддерживает в этой жизни. Да, задача, которую я сам себе ставлю, важна и интересна. Надо будет быстро раздобыть хороший яд, потому что не знаю, сколько времени еще смогу вести по крайней мере ту жизнь, какой живу сейчас.

«Внимание! Компания «Люфтганза» объявляет посадку на самолет в Ниццу через Париж, рейс № 567. Пассажиров просят пройти на посадку через выход № 14», — прозвучал женский голос из динамиков. Было пятнадцать часов тридцать пять минут. Я жестом подозвал официанта и расплатился.