Оправдание - Константин Бушуев Страница 17

По большому счету, меня занимали только отношения Насти и убитого Абрамова. Но, как оказалось, старшим Трофимовым почти ничего на эту тему не известно. В позапрошлом году Настя их не знакомила с Колей, они просто знали, что у дочери есть какой-то молодой человек, с которым она проводит время. Жила Настя всегда с ними, ночевала дома, хотя вернуться могла поздно. Когда в ее жизни случилась катастрофа, Наталья Михайловна своим материнским чутьем поняла: что-то не в порядке. Мягко и ненавязчиво расспросила Настю о причинах ее понурого состояния, та рассказала о Колиной подлости. Между мамой и дочкой всегда существовали доверительные отношения, старшая Трофимова могла помочь добрым советом, объективной и необидной критикой. Ведь почему многие подростки и даже молодые люди не имеют обыкновения делиться с родителями своими внутренними переживаниями? Да потому, что не хотят нарываться на поток обвинений. «А о чем ты раньше думал… сама виновата… а мы же тебя предупреждали… опять не послушался…» Ну кому приятно это слушать, когда и так на душе тошно?

Когда же Настя опять стала встречаться с Абрамовым, она поначалу не поставила в известность родителей. Трофимовы опять знали только то, что в ее жизни появился какой-то молодой мужчина. И всего месяц назад, в случайном разговоре Настя проговорилась, что это не просто какой-то мужчина, а тот самый Коля Абрамов. По словам Натальи Михайловны, она была удивлена до глубины души. С дочерью поговорила, постаралась убедить ее в ошибочности такого шага. Мужу ничего не сказала, опасалась его агрессии по отношению к Насте.

− Напрасно ты мне не рассказала, Наталья, − сочным басом укорил жену Александр Трофимов, − может, все тогда было бы нормально. Я бы с Настей поговорил серьезно, я бы сумел настоять на том, чтобы она с этим типом перестала общаться.

− Не убедил бы ты ее, − мягко возразила Трофимова, − если уж я не смогла, то и у тебя бы не получилось. Я все-таки женщина, и с Настей я разговаривала как с женщиной, а ты бы как стал разговаривать? В конце концов, она за Абрамова не замуж собралась выходить. Я уверена, что она бы с ним в любом случае рассталась, даже если бы он остался жив.

− Может и нет, − проворчал глава семьи. — А вот ты можешь как-то объяснить, следуя женской логике: ну зачем она опять стала с ним встречаться после такой мерзости?

Наталья Михайловна грустно вздохнула и коротко изложила свое объяснение, аналогичное тому, которое сегодня с утра пришло в голову и мне. Дескать, от подлеца и подонка всегда ждешь какой-нибудь гадости, и воспринимается эта гадость легче, чем от честного и порядочного человека, пользующегося твоим доверием… Так что в данном случае женская и мужская логики привели к одному и тому же выводу.

Вообще, муж и жена Трофимовы интересовали меня все больше и больше. Не с точки зрения расследования убийства Николая Абрамова, а сами по себе, как отдельно взятая семья. Если мать Насти можно было охарактеризовать как «простую русскую женщину», хотя и с интеллигентными манерами, то от Александра Винсентовича прямо-таки разило духом Европы, западным духом. Уже одно его отчество навевало на мысль об иностранном происхождении. Сережа Волков вскользь упоминал, что его бывшая девушка на одну восьмую полячка, и на одну восьмую француженка. Если в речи самой Насти мне еле-еле слышен был легкий акцент, то произношение старшего Трофимова явственно выдавало в нем нерусскую кровь.

Я задал наводящий вопрос, и супруги охотно рассказали мне историю своей семьи. Оказалось, родной дед Настиного отца, родившийся на заре двадцатого века в дворянской семье, был призван совсем юношей в Добровольческую Армию генерала Деникина, после ее разгрома служил во врангелевском штабе в чине подпоручика, воевал на Украине, потом в составе белогвардейских войск отступал в Крым. В ноябре 1920 года на последнем французском пароходе эвакуировался с полуострова, ставшего братской могилой для многих тысяч офицеров, священников, юристов, журналистов, землевладельцев и еще нескольких категорий российских граждан, объявленных Бела Куном и Розой Землячкой подлежащими уничтожению. Бежал налегке, в чем был, не унес с собой ни денег, ни золота, ни ценных бумаг. Жил в Турции, Болгарии, Югославии, незадолго до Второй мировой войны перебрался в Берлин. Перепробовал с десяток профессий, от таксиста до управляющего ювелирным магазином. До определенного момента был злейшим врагом советской власти, активно сотрудничал с Русским общевоинским союзом, был лично знаком с генералами Кутеповым и Миллером. Под впечатлением принципиальных перемен, происходивших в Советской России под руководством Сталина, отошел от прежних непримиримых позиций, перестал участвовать в антисоветской деятельности. В один прекрасный день вступил в контакт с органами советской разведки. По заданию Москвы вступил в гитлеровскую Национал- Социалистическую партию, поступил на военную службу и к марту сорок пятого года дорос до старшего офицера оперативного управления главного штаба сухопутных войск. Впрочем, насчет точного наименования его последней должности супруги Трофимовы уверены не были. Зато они не сомневались, что предок имел доступ к очень серьезным планам германских штабистов. В течение нескольких лет он передавал секретные документы в Москву, по самым разным каналам, был заочно награжден двумя советскими орденами, которые, правда, так и не успел поносить на груди. В общем, тот еще Штирлиц.

Правда, в отличии от легендарного штандартенфюрера, Героя Советского Союза и многочисленных анекдотов, предок семьи Трофимовых войну не пережил. За два месяца до ее окончания угодил под американскую бомбардировку и сгорел вместе со своей автомашиной. Его останки были торжественно и с воинскими почестями погребены где-то в Потсдаме. Скорее всего, гениальная и всепроникающая германская контрразведка так и не поняла, на кого на самом деле работал бывший врангелевский офицер.

Что же касается личной жизни, то был Настин прадед женат дважды: первый раз — по любви и всерьез, второй − для отвода немецких глаз. С первой женой, очаровательной француженкой, дочерью богатого парижского коммерсанта, он познакомился еще в двадцатых годах, женился на ней и имел от нее четверых детей. Через десять лет по настоятельной рекомендации своих советских кураторов отправил жену и детей в Соединенные Штаты, когда стало понятно, что в Европе скоро станет небезопасно. Разыграл перед своими немецкими сослуживцами комедию, будто порвал все отношения с супругой и детьми, так как не может больше сожительствовать с дамой неарийского происхождения и быть отцом четверых полукровок. Демонстративно женился на дочери восточно-прусского юнкера, имевшего подписанный лично Гитлером «сертификат крови», удостоверяющий, что в юнкерской крови нет ни капли славянской, французской, еврейской или каких-либо других зловредных примесей. От второй супруги, кстати, тоже обзавелся тем же количеством отпрысков. На всякий случай, видимо.

Одна из его дочерей от первого брака, София, встретила в Нью-Йорке молодого канадского инженера по имени Винсент, отец которого также являлся беженцем из Советской России, а мать − чистокровной полячкой, исчислявшей свой род от знаменитого борца за независимость Речи Посполитой Тадеуша Косцюшко… Кстати, я-то всю жизнь думал, что его фамилия произносится как Костюшко, но Трофимовы научили меня правильно произносить фамилию своего великого предка.