Дело чести генерала Грязнова - Фридрих Незнанский Страница 17

Вспоминая тот момент, Сизов показал на допросе, что Ира легким движением плеч высвободилась из полупьяных объятий Калистратова и, как бы оправдываясь перед гостями, сказала негромко:

– У нас, конечно, есть, но мама…

– Да брось ты! – урезонил ее Калистратов. – Не будь жмоткой. А завтра… Завтра мы и отдадим. Так что твоя мамзель даже ничего не заметит.

Ира отрицательно качнула головой.

– Нет, Дима, не могу. Ты только пойми меня правильно и не обижайся.

Именно в этот момент у Васьки, по его собственному признанию, «забулькало в горле» и он рванул к туалету. Когда же вышел оттуда, то из-за своего тугодумия поначалу даже ничего не понял и только позже сообразил.

Если до этого момента следственный клубок разматывался как по маслу, то дальше шел такой крутеж, что следователь даже опасаться стал, как бы убийца Морозовой не вышел сухим из воды.

Двадцатилетний Калистратов попадал под сто пятую, часть вторая Уголовного кодекса Российской Федерации, которая тянула на максимальный срок, вплоть до пожизненного заключения, а Калистрат хотел не просто жить, но жить все так же сладко и привольно. Оттого и стал сразу же топить своего корешка несовершеннолетнего, видимо, надеясь на и то, что тот, по своей дури, возьмет на себя убийство. И уже на первом допросе показал следующее:

«Когда Сизов зашел в туалет, я еще раз попросил Ирину дать мне в долг бутылку водки и прошел в комнату, где в серванте стояла на виду бутылка коньяка. Однако она почему-то заартачилась и даже стала на меня кричать, назвав меня алкоголиком. Ничего не понимая, я, как бы в шутку, потянулся рукой к бутылке, и тут вдруг она будто с цели сорвалась. Закричала, чтобы я ничего не трогал, и ударила меня по лицу. Я оттолкнул ее от себя, но она бросилась на меня с кулаками, и в этот момент в комнату вошел Сизов. Сначала он бросился было разнимать нас, вернее, оттаскивать от меня разъяренную Ирину, но она словно взбесилась и с силой толкнула Сизова в грудь. И тогда он ударил ее кулаком в лицо. Ирина упала, и он стал бить ее ногами. Я пытался оттащить Сизова, но он словно озверел и продолжал наносить ей удары по голове, по лицу и по животу. Бил ногами. Наконец я все-таки сумел оттащить его от скорчившейся на полу Ирины и сказал, что нам надо срочно уходить. Насколько я понял, Ирина была уже мертва, и я совершенно ничем не мог ей помочь. В те минуты я почти ничего не соображал, находясь в какой-то прострации, и совершенно не понимал, что я делаю. Помню только, как Сизов сказал, что надо сделать так, будто в этой квартире побывали грабители, и стал рыться в шкафу, доставая оттуда наиболее ценные вещи. В одну из сумок он сложил также все бутылки со спиртным, которые нашел в нижнем ящике серванта. После чего протер какой-то тряпкой все ручки, за которые он брался, сунул мне в руки две нагруженные сумки, сам взял еще две, и мы вышли из квартиры. Повторяю, все это время я находился в какой-то прострации и совершенно не понимал, что я делаю…»

Однако те показания, которые дал окончательно протрезвевший Сизов, в корне отличались от показаний своего дружбана задушевного.

«Когда я вышел из туалета и прошел в комнату, откуда слышались женский крик и мат Калистратова, я увидел, что он душит Ирину. Хотел было вмешаться, потому что кричал, что убьет ее, суку, но Калистратов закричал мне, чтобы я не вмешивался, и продолжал душить Ирину. Когда я все-таки подошел к ним, то было уже поздно, Ира была мертва. И тогда я сказал, что нам настала труба. Я думал, что хоть это остановит его, но Калистратов, наоборот, только озверел от этого, бросил ее с дивана на пол и стал изо всех сил месить ее ногами. А потом, когда все уже было кончено, Калистратов сказал, что нам надо уходить. А чтобы сбить ментов со следа, надо забрать с собой все ценные вещи, будто в доме побывали грабители. После того как в сумки было упаковано все, что мы могли с собой унести, Калистратов взял полотенце и стал протирать им ручки. После этого мы поехали на квартиру к Верке-бандарше, которую я хорошо знал. Там мы много пили, и поэтому все, что было потом, помню смутно».

Тогда, а это было зимой прошлого года, перед Буяновым лежали эти два протокола и заключение судебно-медицинской экспертизы, которое ставило точку в причине смерти Иры Морозовой, но не давало ответа на вопрос, который изначально мучил опера: «Кто конкретно из этих двух подонков нанес те смертельные удары ногой, которые и оборвали жизнь Ирины?»

По заключению судмедэксперта, у погибшей, кроме обширных внутренних кровоизлияний, также была разорвана печень.

Требовалась очная ставка, и когда ее стали проводить, Калистратов, уже знавший от своего адвоката о тех показаниях, которые дал Сизов, почти застонал в крике, пожирая своего дружбана глазами:

«Вася!.. Ты же обещал! Помнишь? Там, у Верки, что все возьмешь на себя!»

Вот тогда-то, судя по всему, Буянов и закусил удила. Он сам и его сыщики по крупицам собирали факты, которые помогли бы следствию выявить истинного убийцу. При дополнительном и более тщательном осмотре убитой на ее теле были обнаружены полоски черного гуталина, за что тут же ухватился следователь. Именно черным гуталином, причем совершенно свежим, были начищены меховые ботинки Калистратова, следы от которых остались на полу в квартире Морозовых. Кстати, в этих же ботинках его и задержали. Калистратов попытался было в очередной раз свалить все на Сизова, заявив следователю, что в день убийства он давал эти ботинки своему дружку, которому якобы нечего было одеть, однако следователь только рассмеялся на эти уловки.

Нагуталиненные ботинки были сорок второго размера, а расплющенная лапа Сизова едва влазила в сорок четвертый. И как бы он ни старался натянуть на свои ноги новенькие ботинки Калистратова, ничего из этого не получилось бы.

Вот тогда-то, под напором следователя, Васька и раскололся окончательно, рассказав попутно и о квартирной краже, в которой также просматривалось истинное лицо его закадычного дружка.

Незадолго до убийства Морозовой Калистратов раздобыл каким-то образом ключи от «упакованной» квартиры друзей его родителей и предложил Сизову «взять ее на пару». Тот, стараясь поддержать свой имидж в глазах «крутого» дружка, естественно, согласился, и Калистратов, открыв ключом дверь, направил в квартиру Ваську, пояснив предварительно, что где лежит.

Сам же он, как показал на допросе Сизов, дожидался его на улице.

Буквально все он старался делать руками недалекого Сизова, оставаясь при этом почти чистеньким. И только на Морозовой прокололся, видимо, разъяренный ее несговорчивостью и в то же время беззащитностью.

* * *

Грязнов стоял у окна, смотрел на утопающую в солнечных лучах лесистую сопку и пытался спроецировать психику убийцы Иры Морозовой, уверенного в своей безнаказанности, на психику зэка, поднявшего нож на начальника колонии. И не мог, как ни старался это сделать. Единственное, к чему он пришел, это к твердому убеждению, что кто-то второй, более жестокий, хитрый и влиятельный на зоне, вложил заточку в руки Калистрата и дал команду «фас!».

Но кто и зачем? Кому конкретно была выгодна смерть нового хозяина зоны?