Смерть внезапна и страшна - Энн Перри Страница 17

Брови хозяйки поднялись.

– Итак, вы предлагаете, чтобы человек, совершивший подобную низость, остался безнаказанным? Мистер Монк, я понимаю, что закон не накажет его и что слушание в суде причинит Марианне больше боли, чем самому негодяю! – Она сотрясалась всем телом. – Но я не допущу, чтобы он остался безнаказанным. Или, по-вашему, это не преступление? Признаюсь, я разочарована. Я думала о вас лучше.

Уильям едва сдерживал гнев:

– Чем меньше людей пострадает в этом деле, тем лучше.

Собеседница поглядела на него:

– Возможно, вы правы, но что я могу сделать? Кто он? Прошу, не тяните больше! Я не переменю своего решения.

– Ваш муж, миссис Пенроуз.

Джулия не стала протестовать и выражать свое недоверие, она только опустилась на канапе с серым, словно пепел, лицом… А потом облизала губы и попыталась заговорить, но горло ее, должно быть, перехватило, и она не смогла издать ни звука. Немного выждав, женщина попробовала снова:

– Предполагаю, что вы не сказали бы этого, если бы… если бы не были полностью уверены?

– Конечно же. – Сыщику хотелось успокоить ее, но это было немыслимо. – Я же не хотел вам ничего говорить. Ваша сестра просто настаивала на этом, но в конце концов я решился – отчасти потому, что вы вознамерились расследовать это дело до конца, прибегнув к услугам другого детектива. А еще потому, что подобное может повториться и, не дай бог, дело дойдет до ребенка…

– Прекратите! – На этот раз в крике женщины слышалась мука. – Прекратите! Я слышала вас. Довольно. – Отчаянным усилием Джулия овладела собой, хотя руки ее тряслись, не поддаваясь контролю.

– Когда я впервые сказал ей, что знаю насильника, она стала все отрицать – ради вас, – безжалостно продолжил Монк, чтобы теперь же покончить со всеми вопросами. – Но когда все стало ясно – по ее собственным свидетельствам и показаниями соседей, – она призналась, но просила меня ничего не говорить вам. Не сомневаюсь, она рассказала вам о том, что с ней случилось, лишь потому, что была глубоко потрясена, а еще чтобы объяснить появление синяков. Иначе она бы промолчала – ради вашего же спокойствия.

– Бедная Марианна! – Голос Джулии дрожал. – Она действительно сделала бы это для меня… Как я перед ней виновата!

Детектив сделал шаг вперед, подумывая, сесть ли без приглашения или остаться стоять, нависая над нею. В итоге он предпочел сесть.

– Ну, вам-то себя в этом винить незачем! – доверительным голосом проговорил Уильям. – В случившемся вы виновны в последнюю очередь.

– Нет, это не так, мистер Монк. – Миссис Пенроуз глядела не на него, а куда-то вдаль, пронзая взглядом зеленую тень листьев, прикрывающую окно; в голосе ее звучало самоосуждение. – Одли – мужчина, он вправе был рассчитывать на то, чего я так и не смогла дать ему за все годы нашего брака. – Она сгорбилась, словно в комнате вдруг сделалось нестерпимо холодно, а ладони ее стиснули подлокотники, так что побелели костяшки пальцев.

Сыщик хотел остановить женщину, сказав, что подобные объяснения не обязательны, однако было понятно, что ей нужно выговориться и тем избавить себя от непереносимой тяжести.

– Мне не следовало так поступать, но я боялась… Как я боялась! – Она мелко дрожала, словно в припадке. – Видите ли, между нашими с Марианной рождениями у нашей матери было много детей, но все ее беременности заканчивались либо выкидышем, либо смертью новорожденного. Я видела, как она горевала. – Джулия начала медленно раскачиваться взад и вперед, словно движение помогало ей выдавливать из себя слова. – Я помню ее лицо, белое как снег… на простынях кровь… столько крови, большие темные пятна… словно это жизнь истекала из нее. От меня пытались все скрывать и держали в собственной комнате. Но я слышала, как она кричала от боли, видела, как бегали служанки, торопились с кусками полотна, пытаясь свернуть их так, чтобы никто не видел. – Теперь по лицу миссис Пенроуз бежали слезы, и она не пыталась больше скрыть их. – А потом, когда мне позволяли видеть ее, она бывала такой усталой, вокруг глаз темные круги, серые губы… Я знала, что она плачет о младенце, которого не стало, и не могла вынести этого!

– Не думайте об этом. – Детектив взял ее ладони в свои. Не осознавая, что делает, женщина прижалась к нему, стиснув сильными пальцами его руки, словно спасательный трос.

– Я знала, как ей было страшно всякий раз, когда все повторялось заново. Я ощущала в ней весь этот ужас, хотя и не догадывалась, что именно вызывает его. И когда родилась Марианна, мать была так рада! – Она улыбнулась своему воспоминанию, и на миг в глазах ее вспыхнула прошлая нежность. – Она подняла ее и показала мне, словно я помогала ей. Повивальная бабка хотела, чтобы я ушла, но мама меня не отпускала. Наверное, она понимала, что умирает. Она велела, чтобы я обещала ей приглядывать за Марианной – когда она не сможет сама.

Теперь Джулия рыдала в полный голос. Монку было страшно жаль ее, и он ругал собственную беспомощность, переживая сразу из-за всех растерянных, подавленных и горюющих женщин.

– Я провела рядом с ней всю ту ночь, – продолжила миссис Пенроуз, все еще раскачиваясь. – Наутро кровотечение началось снова, и меня увели, но я помню, как послали за доктором. Он шел по лестнице с очень серьезным лицом, в руке его был черный саквояж. Потом опять понесли простыни, служанки были перепуганы, а дворецкий ходил с такой скорбью на лице… Мама умерла утром, я не помню, в какое время это случилось, но я поняла это, словно бы вдруг осталась одна – чего прежде никогда не бывало. И с тех пор мне больше не приводилось испытывать прежнего спокойствия и безопасности.

Сказать на это было нечего. Уильям был в гневе – на себя и собственную беспомощность. Как ни глупо, но и на его глаза навертывались слезы, рожденные тем же неистощимым источником – одиночеством.

Он еще крепче сжал руки своей клиентки, и несколько мгновений они просидели в молчании.

Наконец Джулия поглядела на гостя и выпрямилась, пытаясь разыскать носовой платок. Монк опять расстался со своим, и она приняла его без всяких слов. А затем, чуть помедлив, продолжила рассказывать:

– Я так и не отважилась на ребенка. Мне это просто не по силам! Подобная перспектива настолько пугает меня, что я скорее умру, чем пройду через те муки, которые перенесла мама. Я знаю, что это плохо с моей стороны: все женщины должны отдаваться своим мужьям и вынашивать детей. Это наша обязанность. Но я настолько страшусь, что не в силах этого сделать! Вот и дождалась наказания. Марианна пала жертвой насилия из-за меня…

– Нет! Ерунда! – вспыхнул сыщик. – Все, что было и чего не было между вами и мужем, не позволяет ему подобного обращения с Марианной. Если он не может сдержать себя, есть женщины, которые удовлетворяют подобные аппетиты, и он вполне мог оплатить услуги одной из них. – Ему хотелось встряхнуть Джулию. – Вы не должны винить себя, – настаивал детектив. – Это неправильно и глупо и ничем не поможет ни вам, ни вашей сестре. Вы слышите меня? – Голос Монка звучал грубее, чем он рассчитывал, но делать было нечего: собеседница должна была понять его.