Дело о разбитом бинокле - Наталия Кузнецова Страница 17

Вполне разумно рассудив, что если школу пропускать, то уроки сделать надо — все равно потом спросят, Ромка сел за стол, раскрыл тетрадки и учебники, но сосредоточиться не смог. Он послонялся по комнате, нашел у мамы в столе старую папку-скоросшиватель с надписью «Дело» и представил себя главой частного детективного агентства.

В эту папку, решил он, они будут складывать важные документы и улики, выявленные в процессе расследования. Пока у него имелась только газета с объявлением. Он вложил ее в папку и вздохнул. Когда же преступник даст о себе знать?

Ему захотелось поговорить, и он подошел к Лешке. Сестра лежала с закрытыми глазами, и он потряс ее за плечо.

— Слышь, может, Веньке уже звонили? Как думаешь?

Лешка разомкнула воспаленные веки.

— Он сам тебе позвонит, если что.

Голос у нее был хриплым и еле слышным.

— Лешка, у тебя что, снова температура? — встревожился Ромка.

— Не знаю, наверное.

— Ну так меряй скорее.

Ромка кинулся в кухню, где один из ящиков стола у них занимали лекарства, нашел в нем термометр, стряхнул его.

— Посмотрим, сколько у тебя градусов, а потом будем думать, что делать дальше. Не надо было тебе сегодня к Веньке ездить, это я во всем виноват. Больше никуда не пойдешь, пока не выздоровеешь.

Лешка поставила градусник под мышку, повернулась на бок, и Дик лизнул ее в потный лоб.

— А ты убирайся, — прикрикнул на него Ромка. — Из-за тебя я чуть с лесенки не грохнулся. И попугая боюсь заводить.

— Я тебе сколько раз говорила: заводи, — прерывисто прошептала Лешка. — Он его не тронет.

— Так я тебе и поверил. Сгрызет, и перышка не останется. Видел я, как у Стаса его чау-чау большого попугая сожрал. А попугай этот был умный и жутко дорогой. Стас даже плакал. Не из-за денег, из-за птички. А мне такой дорогой и не нужен. Я хочу маленького, волнистого. Говорить его научу. Любить буду. А ты, грязнуля, пошел вон! Шерсти от тебя вон сколько!

Ромка пнул Дика коленкой. Пес заворчал, но с места не сдвинулся.

— Не смей так говорить! — вскинулась Лешка, хотя каждое слово давалось ей с огромным трудом. — Всякому — свое. Так вроде твой Цицерон говорит? Тебе — попугай, мне — собака. Ты хоть раз видел, чтобы Дик за голубями гонялся?

— Вроде нет.

— Значит, и попугая твоего есть не станет. Иди и покупай. А если на рынок пойдешь, купи Дику пуходерку, у «кавказцев» нужно подшерсток вычесывать. Тогда и грязи в доме меньше будет. И нечего его обижать. Даже мама к Дику привыкла, ворчать перестала, что от него шерсти много. Это он сейчас линяет, потому что осень, а к зиме перестанет. И с попугаем она смирится, вот увидишь. Ты только время подходящее выбери, чтобы с ней поговорить. А ты заметил, что и папа с ним подружился? И за меня не волнуется, когда я с ним гуляю. А скажи честно, — Лешка приподнялась на локте, — ты правда не боялся, когда мину нес?

— Боялся, — честно сознался Ромка. — Но я хотел себя проверить. А потом, ты знаешь, смелый человек — это не тот, кто ничего не боится, а тот, кто умеет преодолевать страх. Вот я и преодолел.

— А если бы там была настоящая мина?

— Слушай, хватит об этом? Так какая у тебя температура?

Лешка достала из-под мышки градусник, посмотрела и спрятала под подушку. Ромка протянул руку.

— Покажи, сколько?

— Да ерунда.

— Дай сюда, говорю!

Ромка выхватил у нее термометр, подбежал с ним к окну и присвистнул:

— Ого! Тридцать девять и пять. Что же делать? Может быть, выпьешь аспирин? Или будем «скорую» вызывать?

— Ни за что! Давай аспирин. А что температура высокая — это не страшно. Это у меня организм с инфекцией борется.

— Как бы она его сама не поборола, — неуклюже пошутил Ромка.

Он налил в чашку теплой воды, бросил туда шипучую таблетку, дал ей выпить.

— Еще надо чаю с малиновым вареньем. И молока с медом. У нас есть молоко? — Он заглянул в холодильник. — Есть.

Ромка приготовил Лешке новое питье, заставил проглотить и его, бормоча: «Скоро уже мама придет, надо, чтобы ты к ее приходу поздоровела».

Не прошло и пяти минут, как он потрогал Лешкин лоб.

— По-моему, уже не горячий. Тебе лучше?

— Лучше. Холодно только очень.

Лешке казалось, что в доме мороз, она тряслась сильнее, чем на улице под дождем.

Ромка принес ей два теплых одеяла, сам укрыл. Озноб не проходил, и он топтался у дивана, соображая, чем бы еще ей помочь.

Его отвлек телефонный звонок.

— Неужели Венька? Значит, сработало?

Но Ромкина надежда не оправдалась.

— Клещ не звонил, и никто подозрительный тоже, — сразу объявил Венечка. — Только старичок, с которым Лешка разговаривала. Я ему сказал, что мы уже продали Шильдера, чтобы он зря не беспокоился. А мы еще долго будем ждать бандитских звонков?

Ромка вздохнул.

— Да я и сам не знаю. До выхода других газет, наверное.

— Лешку позови, — вдруг попросил Венечка.

— А она лежит. Простудилась со страшной силой. Из-за того, что к тебе съездила. А зачем она тебе?

— Я из-за твоей несуществующей взрывчатки заболела, — задыхающимся голосом заявила Лешка.

— Из-за того, что не оделась, как следует, — отпарировал Ромка.

— Передай ей, что письмо пришло, — сказал Венечка.

— От Темки?

— От кого ж еще?

— Что от Темки? Письмо, да? — Лешка выпростала из-под одеяла руку и выхватила у Ромки трубку. — Читай, Венечка.

Ромка заявил, что Артем ему тоже друг, пошел к другому телефону и стал слушать.

Артем написал следующее:

«Привет, Лешка! Долго не писал, потому что был на соревнованиях, а на эсэмэску твою не ответил, так как телефон свой забыл. Но просьбу твою я выполнил, расспросил ребят, и выяснилось, что у моего соседа по комнате отец библиофил. А еще он у него банкир и, по его рассказам, очень хороший. С Клещом у него ничего общего быть не может. Если понадобится какая-нибудь дополнительная консультация по книжным делам, то Никита спросит у отца, а я сообщу вам. Привет всем ребятам. Пока. Артем».