Чисто весенние убийства - Дороти Кэннелл Страница 17

– Вы это серьезно? – мягко осведомилась Кларисса. – А я всегда мечтала завести какое-нибудь домашнее животное, но об этом не могло быть и речи. Моя матушка не то что кошек, рыбок боялась до смерти. Я как-то принесла из школы золотую рыбку, так мамочка забилась в судорогах, и папе пришлось спешно вызвать врача. Но сейчас, – голос ее зазвенел, – я могу, если захочу, устроить в своем доме хоть зоопарк. Ко мне частенько заходит на дневной чай одна уличная кошка.

– Вам повезло, что у вас есть рояль, – можно скрасить одиночество, мисс Уитком. – Прежде чем произнести это, полковник Лестер-Смит несколько раз оглушительно прочистил горло. – А я рос довольно замкнутым ребенком и всегда думал, что если бы умел играть на музыкальном инструменте, то чувствовал бы себя более счастливым.

– Единственное, на чем я научилась играть, – поспешила сообщить Женева, – это магнитофон, хотя нельзя сказать, что и в этом особенно преуспела.

Собрание оценило ее шутку деликатными смешками.

Вернулась Барселона с лепешками. Она слабо улыбнулась.

– Хорошо, что у меня есть старшая сестра. Мне всегда жаль одиноких людей.

Сэр Роберт, выпятив живот, прошествовал к камину.

– Должен сказать, что нам приятно, чертовски приятно, да простят мне дамы крепкое словцо, что Кларисса музицирует. Вы непременно сыграете нам что-нибудь веселенькое на летнем маскараде и порадуете гимнами на Рождество. – Он мечтательно закатил глаза. – Побеседуйте с викарием. Миссис Брюквус, наша нынешняя органистка, никуда не годится! Она исполняет гимны так, словно наяривает на танцульках. И вечно оправдывается, что спешит на очередной митинг.

– Я не… Честно говоря, не столь уж хорошо я играю. – Голос Клариссы звучал растерянно. – Уверена, что в Читтертон-Феллс найдутся куда более искусные исполнители.

– Зачем держать талант под спудом, милочка? – Сэр Роберт исполнил некую разновидность танца живота. – Гордыня – один из смертных грехов.

После этого обвинения снова воцарилось неловкое молчание. Смущеннее всех выглядела леди Помрой, бывшая Морин Давдейл. Сэр Роберт важно глянул на Клариссу:

– И какую же музыку вы предпочитаете?

– Сейчас почти никакую, так как из-за воспаления сухожилий мне запрещено напрягать кисть.

Дальнейшие слова Клариссы на эту тему утонули в низком голосе Женевы, который загрохотал прямо над моим ухом:

– Насколько я поняла, вы, Элли, по профессии дизайнер?

– Это было моей профессией до замужества, – подтвердила я, – а сейчас занимаюсь этим только время от времени.

– Тогда, если не сочтете чересчур обременительным, – она глядела не на меня, а на Барселону, – я хотела бы показать вам кабинет и выслушать ваш совет, как сделать его привлекательным. Думаю, вы хотите уйти вместе со всеми, чтобы не заставлять ждать мистера Фиппса, так что, может, посмотрим прямо сейчас?

С этими словами она выволокла меня в холл. Я похвалила нынешнее убранство.

– Вы правы, тут раньше было мрачновато. Пока мы не содрали старую обшивку, казалось, что живешь в темнице. – Женева прошагала мимо двери в столовую. – Но бедная старая дева, что жила здесь до нас, совершенно не следила за домом. Элли, я хочу как можно быстрее все тут переделать. Барселона, как вы, наверное, уже заметили, очень чувствительна. Мы оставили наш прежний дом, потому что соседи совершенно запустили свой сад и заросли сорняков угнетали Барселону до такой степени, что она слегла в постель.

– Безобразие! – поддержала я, углядев через открытую дверь Джонаса, мирно посапывающего за кухонным столом.

Словно прочитав мои мысли, Женева объяснила:

– Мистер Фиппс осмотрел яблоню и обнаружил ветку, которая, по его словам, может обломиться в любую минуту. Он спросил, есть ли у нас пила, и настоял на том, чтобы отпилить ветку немедленно. Я дала ему пять фунтов. Очень приятный старичок.

– Лучший в мире!

– А вот и кабинет. – Женева повернула направо. – Хотя окна в нем большие, кажется, что там всегда мало солнца. У этой комнаты на редкость унылый вид.

Она толкнула дверь. Заглянув в комнату из-за ее спины, я почувствовала острое желание с ней согласиться, но слова застряли у меня в горле. В уныние меня повергла не темно-коричневая краска и не кособокие полки, не совок с пеплом из камина и даже не опрокинутая стремянка. Самым непривлекательным элементом в этой комнате было мертвое тело, лежащее на полу. Миссис Гигантс сжимала в окаменевшей навеки руке метелку для пыли.