Между Амуром и Невой - Николай Свечин Страница 17

По итогам беседы Алексей поступил, с испытательным сроком, под команду Озябликова, а Челубей взял над ним как бы шефство, дабы быстрее освоился. Лыков был весьма доволен таким началом. Все его детство прошло под батюшкины рассказы про верного друга Власа Фирсовича, и вот теперь этот человек — непосредственный ему начальник. Челубей же сразу вызвал у него необъяснимую симпатию, столь разнясь со своим жутким напарником Пересветом. Однажды так же быстро ему глянулся Виктор Таубе, и до сих пор они друзья; но Таубе — русский офицер, а Челубей бандит и, наверняка, убийца. Да и Озябликов, честный солдат за царя и отечество, тоже оказался преступником, притом крупного калибра, а Лыков здесь для того, чтобы засадить его в тюрьму… Даже думать сейчас об этом не хотелось, да было и некогда. А интересно: встреть их Алексей сразу после войны, кем бы он теперь был — сыщиком или уголовным?

Но самое сильное впечатление произвел, конечно, Лобов. Этому человеку не то, что не стыдно — хотелось подчиняться. Будучи знаком с министрами, губернаторами, директорами департаментов, подобной фигуры Алексей еще не встречал. Удастся ли им всем вместе: Плеве, Благово и ему, грешному, одолеть такого противника — это был вопрос…

Челубей тем временем отвел Лыкова в дом через дорогу от лобовского, в котором квартировал сам и где оказалась свободная комната. Хозяйкиного сына послали в Тарасовский дом с запиской и деньгами за лыковским баулом, а сами покамест сели в комнате у Якова — небольшой, аккуратной (не бывший ли юнкер господин Недашевский?), с одним окном в переулок. Яков стал вводить Алексея в курс дела:

— Мы с Ванькой Пересветом — личные лобовские телохранители. Он уже давно, лет шесть, еще с парней, а я только третий год. Без нас, или хотя бы без одного из нас, Анисим Петрович из дому не выходит. Это только так по кабакам говориться, что он питерский «король»; все намного сложнее. Ему традиционно не подчиняются обе Охты — они никогда никому не служили. Поскольку промышленности там никакой нет, оно бы и пусть себе живут, как вздумается, но вот только голодные бойцы оттуда повадились ходить на наши огороды. Сейчас на Охте появился коновод — молодой, но уже знаменитый Вася-Василиск, деловой, бежал с каторги за тройное убийство. Отчаянный человек, самый настоящий духовой [48], чудовищно силен, а к тому и весьма неглуп для своего окружения. Что называется, прирожденный вожак. Не боится никого, даже Пересвета, а Пересвета в этом городе боятся все. Кроме, разумеется, Лобова.

Далее, так же исторически нам не подчиняется Петербургская сторона. Она тоже никогда и никому не подчинялась. Там уклад жизни наполовину деревенский, чужих не любят и сразу мутузят. На Большом проспекте даже днем пошаливают, а ночью просто беда. Держат Петербургскую сразу три банды, самые старые в городе: «Роща», «Гайда» и «колтовские». В Петровском и Александровском парках у них полная республика, самоуправляемая «башибузуками» [49], и там никогда не бывает ни полиции, ни посторонних. То, что делается на нашем берегу Невы, их совершенно не интересует, а интересует их лишь война с Васильевским островом. Противостоянию этому уже более ста лет, началось все еще при Екатерине. За это время с обеих сторон сложились свои бойцовские династии, имеются легендарные герои, создан целый устный эпос.

Впрочем, и сам Василь тоже не однороден. Там сейчас две банды и, в отличие от Петербургской стороны, они друг с другом во вражде. Собственно «васинские» квартируют в Соловьевском садике, а «железноводские» — с Голодая — располагаются к северу от Малого проспекта. Границей между двумя державами является речка Смоленка, и при попытке ее перехода нередко режут насмерть. Полиция там так же не появляется со времен Екатерины…

Кто у нас еще остался за Невой? Да, Выборгская сторона. Она пока совершенно ничья, начиная с шести часов вечера все образованное оттуда удирает, и на улицах хозяйничает пьяная рабочая масса. Поживиться там особенно нечем, но, судя по всему, «заречный король» Вася-Василиск уже начал туда карательную экспедицию и, при отсутствии у выборгских организации, скоро их себе подчинит.

Это вот очерк тех, кто нам не подчиняется. Как видишь, таких немало. Зато Лобову однозначно подчиняется вся Лиговка, а это самый преступный район столицы. Случись большая заварушка, штыков у нас больше всех, а главное — командиром Лобов! Такого вождя нет более ни у кого. Мы управляем также всей Садовой с ее рынками, Калашниковской набережной, Песками, недавно покорили Нарву и Гутуев остров. В конце зимы Пересвет разгромил «Малинник» и убил, в глазах толпы, тамошнего родского по прозвищу Казак Раззявин. Теперь на левом берегу остались лишь два непокорных аула: Горячее поле [50]и Вяземская лавра. С Полем-то мы легко разберемся, а вот Лавра… Только Блоха как-то ухитрялся держать ее в повиновении — был такой питерский «король», похлеще, говорят, нашего Лобова. Но его убили два года назад, причем не здесь, а в Нижнем Новгороде, непонятно, кто и непонятно, за что. Темная какая-то история… После его смерти началась война между бандами, как это часто бывает. Лобов тогда был старшим на Лиговке и Обводном и входил в близкое окружение Блохи. Ну и вроде бы как унаследовал этот удел… Как раз тогда я к нему и пришел, и навоевался всласть — самое горячее время было. Началось все с менял. Если ты знаешь, меняльное дело очень доходное, потому, как ему всегда сопутствует ростовщичество. В последнем и создаются наибольшие доходы, ибо берут там проценты вдвое более положенных по закону [51]. Ростовщичеством в Петербурге занимаются исключительно евреи и скопцы, причем первые преимущественно между Невой и Фонтанкой, в своих квартирах, а вторые — в лавках, пассажах, на рынках и, конечно, в Банковской линии. Между ними всегда было соперничество, а поссорились они окончательно, когда не поделили порт и буяны. А ведь на многих из них, особенно на Сельдяном, круглый год раздробительная торговля с большими оборотами, менялам там особый интерес. Скопцы обратились за помощью к Лобову. Анисим Петрович на евреев прикрикнул, сказал, что порт будет за скопцами, а буяны, мол, поделить поровну. И сыны израилевы, недолго подумав, наняли убийц. На Песках правил тогда «удельный князь» Федор Просфиркин по прозвищу Атилла. И этот Атилла с тремя своими гренадерами подкараулил Лобова на выходе с его кожевенного завода в Чекушах. А с Анисимом Петровичем был тогда только Пересвет — меня услали в дом Дероберти за недельной выручкой…