Дело закрыто - Патриция Вентворт Страница 17

Хилари поежилась, настолько чудовищно безрадостной выглядела эта перспектива. Неудивительно, что у Марион такой убитый вид. Конечно, могло быть и хуже — Джеффри вполне ведь могли повесить. Теперь, прочитав материалы следствия, Хилари даже удивлялась, почему этого не случилось. Правда, под прошением о помиловании подписалось столько народу… Все жутко жалели Марион, которая ожидала тогда ребенка, и, возможно, у присяжных оставались какие-то сомнения в виновности Джефа. Скорее всего, так. Или, возможно, они тоже пожалели Марион, чей ребенок должен был родиться в назначенный для казни день. В результате он родился в день, когда объявили о помиловании. Родился уже мертвым и едва не убил Марион, но она выжила — выжила, чтобы как призрак бродить по дому, где когда-то была так счастлива.

Хилари снова поежилась, но на этот раз от избытка энергии. Как бы скверно ни обстояли дела, нельзя позволять им одержать верх. Если слишком долго себя жалеть, это может плохо закончиться. Нельзя просто так сидеть сложа руки — нужно что-то делать. И, если хорошенько подумать, всегда найдется что именно. Хилари не пришлось даже думать долго. Ответ пришел сам собой: она отправится в Пугни и выведет на чистую воду эту приходящую прислугу, которую не вызывали на слушания.

Пройдя до поворота дороги, она села в автобус — в точности как сделал Джеффри Грей шестнадцатого июля и шестнадцать же месяцев назад. Но, если у него доехать до Солвей-Лодж, выйти на углу и пройти по Холли-лейн своим широким шагом заняло минут пятнадцать-двадцать, Хилари на это потребовалось все двадцать пять. Она была здесь впервые, и ей пришлось несколько раз останавливаться и спрашивать дорогу. Кроме того, она пошла не через калитку, а кругом к парадному входу, где еще долго стояла и рассматривала сквозь витую решетку усыпанную листьями дорожку, над которой с обеих сторон склонились мокрые полуоблетевшие деревья. Внутрь она заходить не стала. Не было ни малейшего смысла заходить внутрь, потому что сам дом был заперт, и целых три таблички объявляли о намерении Берти Эвертона его продать. Продать дом, в котором произошло убийство, дело, конечно, нелегкое, но надежда, как говорится, умирает последней.

Хилари прошла мимо табличек и, миновав вторые ворота, оказалась у входа в Садбэри-хаус, принадлежавший сэру Джорджу Блейкни. Именно у него служила экономкой миссис Томпсон, и именно миссис Томпсон должна была снабдить Хилари именем и адресом упущенной свидетельницы. Ворота были распахнуты, и Хилари прошла внутрь по длинной извилистой аллее. Если Холли-лейн действительно была аллеей, то Садбэри-хаус оказался самым настоящим — и очень вдобавок милым — загородным коттеджем. Строгай и величавый, он был облицован георгианским кирпичом и все еще хранил на солнечной стороне темно-красный румянец дикого винограда.

Хилари прошла к парадному и позвонила. Наверное, с черного входа было бы и проще и лучше, но именно поэтому она предпочла главный. Хилари твердо решила добиться своего, а потакать комплексу неполноценности, выбирая вход для прислуги, было бы слишком плохим началом.

Теперь она ждала, когда ей откроют. Дальнейшее представлялось ей предельно простым: она только спросит миссис Томпсон, а остальное придется доделывать тому, кто откроет дверь. От Хилари требовалось только выпятить подбородок, покрепче прикусить нижнюю губу и приказать себе не трусить.

И она оказалась права: проблем действительно не возникло. Дверь открыл на редкость упитанный и благодушный дворецкий. У него были исключительно приятные манеры и желание видеть миссис Томпсон, по-видимому, нисколько не казалось ему странным. Дворецкий напоминал Хилари воздушные шары, которые она так обожала в детстве: розовые, гладкие и поскрипывающие, если их слишком сильно надуть. Поскрипывание дворецкого происходило частью благодаря одышке, частью благодаря излишкам крахмала. Он провел ее в подобие приемной и улетучился почти с той же легкостью, с какой это сделал бы настоящий воздушный шар. Оставалось надеяться, что он не сдуется и не взорвется прежде, чем доберется до миссис Томпсон, как это случалось в детстве Хилари почти со всеми ее шарами.

Минут через пять появилась миссис Томпсон. Она была гораздо, гораздо объемней дворецкого, но при этом нисколько не походила на воздушный шар. Напротив, это было самое тяжеловесное существо, которое Хилари видела в своей жизни. Пол под ее поступью ходил ходуном. Одета она была в черное кашемировое платье с белыми оборками у горла и носила на бюсте оправленную в золото ониксовую брошь размером с добрый иллюминатор. На оборки толстыми складками наплывала шея, на нее, в свою очередь — щеки. Вместо чепчика ее голову венчало несколько оборотов чудовищной по величине косы без малейших признаков седины. Контраст между лаково-черным блеском волос и почтенной багровостью огромного лица выглядел внушительно. В том, что эта особа знает цену своим словам, сомневаться не приходилось. Если миссис Томпсон говорила «да», это означало именно «да» и ни в коем случае не «наверное» или «скорее всего». Человек с такой благородной внешностью лгать не мог — это Хилари уяснила для себя сразу и навсегда. Зрелище было настолько впечатляющим, что Хилари наверняка растеряла бы все свои мысли, имей она в настоящий момент что терять.

— Миссис Томпсон? — очень мило пролепетала она, и миссис Томпсон ответила:

— Да, мисс.

— А я думала, — начала было Хилари и запнулась. «Да, мисс», — повторила миссис Томпсон, но теперь в жестком взгляде ее маленьких серых глаз появилось что-то похожее на узнавание. А может быть, Хилари только так показалось. На ее щеках немедленно вспыхнул румянец.

— Миссис Томпсон, — начала она заново, — я понимаю, что вы очень заняты и я вас отрываю, но если бы вы согласились ответить на один или два вопроса…

Миссис Томпсон возвышалась над нею, огромная и величественная. Если она что-то и вспомнила, теперь это проще было бы определить по кирпичной стене, чем по ее лицу. Наконец она молвила:

— Лицо ваше мне знакомо, а вот имени я не помню.

— Хилари Кэрью. Я кузина миссис Грей, миссис Джеффри Грей.

Миссис Томпсон приблизилась на шаг — очень тяжеловесный шаг — и прикоснулась рукой к уху.

— Я очень плохо слышу, мисс. Пожалуйста, повторите.

— Да-да, я помню, — кивнула Хилари. — Так лучше? — спросила она, выговаривая слова высоко и отчетливо. Луиза, экономка тети Эмелин, тоже была туга на ухо, поэтому практика у Хилари имелась.

Миссис Томпсон кивнула.

— Все почему-то сразу начинают кричать, но к этому я уже привыкла. Так что вам угодно, мисс?

— Я по поводу дела Эвертона. Знаете, вы уже второй человек, который видел меня на суде, хотя я и была там всего один раз. То есть, я думаю, что вы видели меня именно там.

Миссис Томпсон снова кивнула.

— С миссис Грей, этой несчастной леди.

— Да, — сказала Хилари. — Миссис Томпсон. Он не делал этого, правда не делал!

Миссис Томпсон медленно покачала головой.

— Я бы и сама ни за что не поверила, если бы собственными глазами не видела его с пистолетом в руке.