Загадка фарфоровой балерины - Елена Тюрина Страница 17

«По-моему, эти полторы минуты нашего танца я не дышала», – думала Настя, поднимаясь к своей комнате в студенческом общежитии.

Того мгновения теперь ей было категорически мало. Хотелось погрузиться в него снова, с головой, и на гораздо большее время, чем пара минут.

Все, случившееся с ней прошлой ночью, притупило чувство волнения и страха перед Валентиной Валерьевной, а также стыд за собственное малодушие. И хамовитый, надменный Артем показал себя с неожиданной стороны. Настя вспомнила про парня в насквозь прокуренной косухе, с которым Мартовицкий поспорил, что больше не придет на квартирник. Но пришел туда из-за нее и проиграл пари.

Девушка довольно улыбнулась. Еще вчера вечером она пребывала в полном отчаянии, а сейчас будто все наладилось и стало на свои места. События приобрели яркость и самые, казалось бы, незначительные, стали важными и интересными. Настю даже случайно увиденная раритетная «Чайка» впечатлила. В ее времени такими машинами можно любоваться только в кино или в каком-нибудь музее ретро-автомобилей. Она где-то слышала, что подобных тачек было выпущено очень мало и еще меньше их дошло до ее современников в своем первозданном виде. Как-то отец, водитель со стажем, смотрел передачу, посвященную советскому автопрому, и в ней прозвучала просто колоссальная сумма, исчисляемая миллионами рублей, которую просят за одну комплектную «Чайку». Надо же, то, что всего через тридцать лет станет дорогостоящей редкостью, здесь и сейчас – почти обыденность. Настя представила, как бы отец воскликнул при виде подобного авто на улице города: «Что?! ГАЗ-13 «Чайка»? Это же музейный экспонат! Такой аппарат минимум десять миллионов рублей стоит! Как на ней вообще можно вот так просто ездить? С нее надо пылинки сдувать!..» Настя невольно улыбнулась с печальной нежностью. Во всем, что касалось старых машин, ее отец, еще вполне молодой мужчина, был настоящим фанатиком в хорошем смысле слова.

Путешествие в прошлое показало ей, насколько это непередаваемое чувство – прикоснуться к тому времени, о котором только слышала из рассказов. Своими глазами увидеть вещи, которым в ее жизни никогда не будет места.

Она раньше не задумывалась, что все, преданное забвению в ее реальности, где-то живет и существует. В другом измерении? Или в бесконечном настоящем чьих-то воспоминаний? И те, кто в ее мире ностальгируют по своему прошлому, по жизни в СССР, даже представить себе не могут, что где-то другие люди (или они же сами в молодости) сидят на кухне и ужинают, смеются и курят папиросы, по телевизору начинается программа «Время» и звучит легендарная композиция Свиридова ^[5]. А в деревне в этот же момент кто-то в хлеву собирает куриные яйца или точит косу, чтобы завтра утром отправиться заготавливать сено к зиме. Потрескивает ламповая радиола на знакомой волне, в корзине лежит мокрый от дождя справочник грибника. Все это есть, оно живет, дышит… Только руку протяни, и дотронешься.

С такими мыслями Настя подошла к дверям своей комнаты.

– Говорю тебе, все парни на это клюют. Вот увидишь, Пашка тоже не устоит, – донесся до ее слуха голос Тамары.

Но когда она вошла, девочки резко замолчали. В комнате были только Катя и Тома.

– О, нашлась пропажа! – фыркнула последняя.

Вспомнив о подозрениях Мартовицкого, Настя взглянула на вешалку – черная куртка с капюшоном, действительно обычно висевшая там, сейчас отсутствовала.

– А где Таня? – будничным тоном поинтересовалась девушка.

– Конечно, умчалась на класс, – недовольно ответила Катя, подпиливая ноготок. – А ты где была всю ночь? Вава тебя искала. И Артем вечером приходил по твою душу. Ты что-то натворила?

– Прогуляла репетицию. И теперь меня, скорее всего, отчислят.

«Так вот когда Мартовицкий к ним заходил!» – осенило Настю. Он искал ее!

– Разве сегодня есть класс? Выходной же, – заметила она.

– У Гальской есть. И у Тайгряна, и у Марта.

«Мартом» иногда называли Артема. Насте это его прозвище не нравилось и по ее мнению, оно ему совершенно не подходило. «Он же не мартовский кот!» А может быть, не по вкусу ей было это слово еще и потому, что саму ее в школе дразнили «Марта».