Опасные удовольствия - Наталия Левитина Страница 17

«…Ознаменует для меня начало века Астреи, счастливой поры в моей серой жизни. Роман взял у меня паспорт, чтобы подготовить визы, скоро мы едем. Все четверо. Я никак не могу поверить, что согласилась. Может быть, две недели в Токио станут переломным моментом в моей биографии? Моя жизнь изменится, и соответственно изменятся мое поведение и отношение к себе. Я наконец-то полюблю себя, свою внешность. Ольга милая, утешает меня всегда, что мужчины часто обращают мало внимания на лицо…»

«Ну конечно!» – не согласился Андрей.

«…Налицо, больше интересуясь фигурой и сексуальной одаренностью. Ничего себе выраженьице! Но и моя фигура – не лучшая приманка, а про сексуальную одаренность я вообще молчу. Результат – уже двадцать три года, а у меня не было ни одного мужчины. Пишу и плачу. Возможно, проблема в моей закомплексованности. У Иринки такой же необъятный носопырик, как и у меня, а она давно замужем. И если не считать материальных проблем, живет прекрасно – душа в душу с супругом. Самое интересное, я так и не увидела еще ВМ. Ольга говорит, чтобы я не переживала, познакомлюсь в аэропорту. А если я увижу на его лице удивление и разочарование или отвращение? Вдруг он плохо разглядел меня тогда, в офисе, и нарисовал в воображении портрет хорошенькой незнакомки? И тут появлюсь я. Или ему и вправду совершенно наплевать на мою внешность, он закинет меня в кровать в токийском отеле и будет мучить круглосуточно две недели? А если он, страшно выговорить, извращенец – с наручниками и шамберьером? В какую авантюру я ввязалась! Ну и характер у меня – буду страдать до самого отлета, приделывать ВМ рога и хвост, думать, что он – маркиз де Сад, а на самом деле все окажется гораздо проще и не так страшно. Совсем не представляю, что брать с собой в поездку. Проблема гардероба заговорила о себе в полный голос. Ольга успокаивает: главное, долететь до Токио, а там ВМ все купит. С какой стати он будет покупать мне одежду? Достаточно того, что он оплачивает билет, отель, еду. О-о! Неужели я согласилась? Как Раскольников, переступила черту, и нет пути назад. Не буду ли я вспоминать об этой поездке с содроганием? Не станет ли она самым постыдным эпизодом в моей жизни? Я еду в путешествие с женатым мужчиной, на его деньги. А если я никогда…»

«…На педсовете. Мое единственное упущение – конечно же Агафонов. Представляю, как меня песочили бы десять лет назад, если бы я тогда работала в школе. Сейчас Элеонора особенно не увлекается разбором полетов – вдруг кто-нибудь обидится и адье, пойдет уборщицей в коммерческий туалет или консультантом в частный лицей. Там зарплата не только выше, там ее раз в месяц даже дают! Поэтому завуч только мягко намекнула, что не плохо бы мне поговорить с родителями Агафонова, возможно, у него неблагоприятная обстановка дома и т. д. и т. п. А в целом я прекрасный педагог, дети меня любят, планы уроков составляю талантливо, материал подаю неординарно. Я не знала, куда спрятаться от смущения. Это было утром. А днем произошел новый инцидент. Агафонов принес в школу настоящий американский „Плейбой“ и сорвал географию. Когда Марина Федоровна выставила его за дверь, он потратил остаток урока на то, чтобы ножичком выгравировать на огромном листе нашего школьного фикуса надпись: „Секс – это жизнь“. Завтра же пойду к нему домой разбираться с родителями. Или отложить до…»

«…Совершенно разные ощущения. Какое горячее, исступляющее наслаждение способен доставить ВМ и как уныло однообразен и пресен Г.! Какие они разные. И оба мной заинтересовались. Странно это и непонятно. ВМ две недели сводил меня с ума, провел ускоренный (к сожалению!) сексуальный ликбез, показав, какую неистовую радость может доставлять мне мое собственное тело, а Г. меня изводит. Пока он утомительно и напряженно трудится, я лежу неподвижная и холодная, как селедка, смотрю в одну точку, изучаю рисунок на потолочной плитке и мечтаю, чтобы он наконец-то пришел к финишу и оставил меня в покое. Самое отвратительное, что Г. явно получает удовольствие, он не обращает никакого внимания на мое равнодушие, он требует, чтобы я появлялась в его квартире еще и еще. Когда же это кончится?! Ненавижу…»

«…Вчера снова отбывала повинность у Глеба. Приехала на такси, он дал мне денег, более чем достаточно, чтобы взять машину. Чего в нем абсолютно нет – это жадности. Предлагал мне новую, более интересную и прибыльную должность. Отказалась. Во-первых, я и так не сплю ночами, размышляю о своем стремительном падении, во-вторых, страшно боюсь, что в банке узнают о моей связи с Б. Слава богу, вроде бы никто пока не бросает на меня косых взглядов. Я нема как рыба и даже с Ольгой не поделилась горячей новостью, что меня избрал своей фавориткой директор банка. И если какая-то роковая случайность, совпадение не разоблачат меня, надеюсь, удастся сохранить репутацию незапятнанной хотя бы в глазах сотрудников (о своих глазах я не говорю. Считаю себя падшей женщиной). Молю бога, чтобы удалось соблюсти тайну, пока непонятное желание Б. обладать мной не угаснет. Вчера, маскируясь, в темных очках, прибыла в дом Глеба. Секс с ВМ был потрясающ, чего абсолютно нельзя сказать о Б. Ноль эмоций с моей стороны. И – о, неожиданное счастье! – ничего не произошло. Для меня-то счастье, а для Б. кошмар. Не представляю, что с ним случилось. Он стоял у кровати, где я целомудренно камуфлировалась простыней, уже по пояс голый и листал свой блокнот, как внезапно схватился руками за голову и рухнул на постель. Он буквально катался по кровати, и, думаю, только мое присутствие сдерживало его от рычания и воплей. Несмотря на отвращение и злость, которые вызывает во мне Б., я, конечно, искренне пожалела его. Такие мучения! Приступ закончился минут через пять, и к моменту, когда боль отпустила, на Б. было уже страшно смотреть – белый как полотно, с выступившими на глазах слезами. Уткнулся мне в грудь лицом, я обняла его и прижала к себе. Так и сидели на кровати. Голубки. А еще через десять минут он совершенно оклемался, посвежел и стал прежним Б. – красивым, породистым мужиком. Но о сексе, к моей радости, речи уже не шло. Просто устроили совместный ужин – и ужинать вместе с Б. мне было совсем не противно, как заниматься с ним сексом. Я знаю, что не привлекаю его в роли изысканной собеседницы, остроумной полемистки, все, что ему нужно от меня, – животный секс. Он испытывает ко мне какую-то звериную, сугубо физиологическую страсть, лишенную духовности. Но в этот вечер, вечер без секса, он попросил меня остаться. Не хотел одиночества. А я, став случайно свидетельницей его мучений, смотрела на него по-новому: для женщины жалость является смертоносным капканом. Мой ненавистный банкир, вынудивший меня отрабатывать зарплату в постели, вовсе не так удачлив, самоуверен, благополучен и всемогущ, как кажется. Он извивается в тисках страшной боли и ничего не может поделать. Он так же слаб и бессилен перед лицом этого страдания, как я перед его напором и требовательностью. Я не могу сказать ему: „Оставьте меня в покое!“ – а он не может попросить об этом свою боль. В общем, поужинали славно и спокойно, будто добрые муж и жена накануне серебряной свадьбы. Б. сказал, что приступы стали терзать его чаще, я, вся такая медицински осведомленная, предостерегла, что, возможно, дело в нарушении мозгового кровообращения и рукой подать до инсульта. Он махнул рукой – да ерунда, просто очень много работаю, мало сплю. Вот-вот, язвительно подумала я, здоровье-то уже того, уплыло, а все скачет в кровати, как двадцатилетний. Конечно, голова заболит. Потом я…»