Одним пальцем - Агата Кристи Страница 16

Через пару минут до меня дошло, что я уже знаю ее. Это быламисс Джинч, бывшая сотрудница мистера Симмингтона.

Я спросил:

— Вы работали в фирме «Гелбрайт, Гелбрайт иСиммингтон», не так ли?

— Да, работала, но решила, что лучше будет уйти оттуда.Здесь очень приличное место, хотя платят и не так хорошо. Есть, однако, вещи,стоящие больше, чем деньги, правда ведь?

— Несомненно, — согласился я.

— Эти отвратительные письма! — свистящим шепотомпроговорила мисс Джинч. — Я тоже получила одно из них.., ну, ужасное! Обомне и о мистере Симмингтоне.., ох, какая это была мерзость! Я знаю, в чемсостоит мой долг. Я отнесла его в полицию, хотя мне это было исключительнонеприятно, уверяю вас!

— Разумеется.

— Но они поблагодарили меня и сказали, что я поступиласовершенно правильно. Все же я решила, что, раз уж люди говорят такие вещи — анаверное подобные сплетни были, иначе откуда взялась бы эта анонимка? —нельзя давать никакого повода для подозрений, хотя между мною и мистеромСиммингтоном никогда ничего не было.

Я чувствовал себя чертовски неловко.

— Конечно, конечно, само собою разумеется.

— Но ведь у людей злые языки! Господи, какие злыеязыки!

Я старался не смотреть на нее, но мои глаза невольно встретилисьс ее глазами, и я сделал неприятное открытие.

Мисс Джинч была искренне довольна.

Сегодня я уже встретил раз человека, с удовольствиемглядевшего на анонимные письма. Энтузиазм инспектора Грейвса был, однако,профессиональным. Радость же мисс Джинч была какой-то сальной и неприятной.

У меня в голове, как молния, мелькнула мысль:

— А может, эти письма писала сама мисс Джинч?

Придя домой, я застал у нас миссис Калтроп. Она сидела ибеседовала с Джоан. Мне она показалась побледневшей и словно бы нездоровой.

— Для меня это было страшным ударом, мистерБертон, — сказала она. — Бедняга!

— Да, — ответил я. — Страшно подумать, чточеловека довели до самоубийства!

— О, вы имеете в виду миссис Симмингтон?

— А вы разве нет?

Миссис Калтроп покачала головой.

— Конечно, мне жаль ее, но до этого так или иначе дошлобы, разве не так?

— Вы убеждены в этом? — сухо спросила Джоан.Миссис Калтроп обернулась к ней.

— Да. Думаю, что да, дорогая моя. Если уж вам начинаетказаться, что самоубийство может быть выходом из неприятностей, тогда не так ужсущественно, что это за неприятности. Попав в первую трудную ситуацию, онасделала бы то же самое. Главное то, что она принадлежала к людям подобногосорта. А ведь я бы этого никогда о ней не подумала. Мне всегда казалось, что этоэгоистичная и довольно глупая женщина, зубами и ногтями державшаяся за жизнь. Яне думала, что она так легко может впасть в панику.., теперь я начинаюпонимать, как мало еще знаю о людях.

— Хотелось бы знать, кого вы имели в виду под«беднягой»? — спросил я.

Она подняла на меня глаза.

— Ну, разумеется, женщину, писавшую эти письма,разумеется, ее.

— Не думаю, чтобы ее можно было считать такой ужбедняжкой, — сказал я строго. — Уж ей-то я не стал бы сочувствовать.

Миссис Калтроп наклонилась вперед и положила мне руку наколено.

— Как же вы не понимаете.., не можете этого себепредставить? Попробуйте хотя бы. Подумайте, каким отчаянно, невыносимонесчастным должен быть человек, который садится и начинает писать такие вещи.Каким одиноким, отрезанным от всех остальных людей! Он ведь насквозь отравленпотоком яда, текущим из него! Потому-то меня так и мучит совесть. Здесь вгородке есть несчастный человек, погруженный в самую бездну отчаяния, а мы

Не подозреваем об этом. А я должна была бы знать! Активнотут не вмешаешься, я никогда этого не делаю. Но это чувство черного отчаяния вдуше! Словно рука, охваченная гангреной, вся черная и отекшая! Если б можнобыло разрезать ее и дать вытечь гною, яд вышел бы и не повредил. Да, это ивпрямь бедняга.

Она встала, собираясь уходить.

Особенного желания соглашаться с нею у меня не было. Я нечувствовал ни малейшей симпатии к автору анонимок, кем бы там он ни был. Тем неменее я спросил с любопытством:

— А вы, миссис Калтроп, имеете хоть малейшее понятие,кто бы это мог быть?

Она подняла на меня красивые, полные растерянности глаза.

— Да, догадываюсь. Но ведь я могу и ошибаться, правда?

Она быстро вышла, но тут же сунула снова голову в дверь испросила:

— Мистер Бертон, скажите пожалуйста, почему вы неженаты?

Со стороны любого другого это было бы дерзостью, но помиссис Калтроп было видно, что ей эта мысль только что пришла в голову и онадействительно хочет это знать.

— Предположим, — ответил я насмешливо, — чтоя так и не встретил ту, настоящую.

— Предположим, — возразила миссис Калтроп, —хоть это и не слишком хороший ответ, потому что множество мужчин женатынесмотря на то, что они явно не встретили ту, настоящую.

После этого она ушла уже по-настоящему.

— Знаешь, мне кажется, что у нее не все дома, —сказала Джоан. — Но мне она нравится. В городке люди побаиваются ее.

— Я и сам побаиваюсь.

— Потому что никогда не знаешь, что она сделает вследующий момент?

— Да. А ее суждения отличаются непредвзятостью иостроумием!

— Ты тоже думаешь, — медленно проговорилаДжоан, — что человек, писавший эти письма, страшно несчастен?

— Понятия не имею, что думает или чувствует этопроклятое чудовище. И меня это мало интересует. Мне жаль жертв.

Сейчас мне кажется странным, что во всех своих замечаниях одушевном состоянии и побуждениях автора анонимок мы забывали о самом очевидномиз них. Гриффит представлял себе человека, упивающегося сделанным им. Я в душевидел кого-то, преследуемого угрызениями совести и напуганного тем, что оннаделал. Миссис Калтроп видела страдающее существо.

Мы не принимали, однако, во внимание очевидную и неизбежнуюреакцию на происшедшее — или, если уж быть совершенно точным, я ее не принималво внимание. Этой реакцией был страх.

Смерть миссис Симмингтон перевела письма совсем в другуюкатегорию. Не знаю, как на это смотрит закон — это мог бы, наверное, сказатьСиммингтон — но ясно, что, если одно из писем стало причиной смерти, их автороказался в гораздо более серьезном положении. Теперь уже безнадежно было быпытаться выдать все за простую шутку. За дело взялась полиция, пригласилиэксперта из Скотланд Ярда. Анониму теперь было жизненно важно остатьсяанонимом.