Вкус пепла - Станислав Рем Страница 16

Дверь распахнулась. Без предупредительного стука. Так в кабинет Бокия мог войти только один человек. Точнее, одна.

Глеб Иванович спрятал улыбку: вот ведь, бестия, чует, что ли, что он о ней думал?

– Глеб, – с ходу волевым голосом проговорила Варвара Николаевна, без приглашения устраиваясь на стуле, – на Большой Московской, возле тринадцатого дома, наблюдается оживленность. Похоже, хотят взять кооператив комитета. Поезжай с людьми, разберись.

Бокий медленно расстегнул верхнюю пуговицу косоворотки, поднял руку, задумчиво провел рукой по жесткому ежику волос на голове.

– Кто сообщил?

– Позвонили. Охрана кооператива.

– Понятно. – Глеб Иванович подошел к столу, но садиться за него не стал: по привычке устроился на уголке столешницы. – Меня только что не пустили в камеру к Канегиссеру. Сказали, твой приказ.

– Мой, – спокойно подтвердила Яковлева. Женщина положила ногу на ногу, от чего красивое круглое колено теперь навязчиво мылило глаза чекиста. – Думаю, прежде чем основательно допрашивать мальчишку, следует дождаться приезда Феликса. Чтобы он все услышал из первых уст. Один день однозначно ничего не решит. Ты не согласен?

– А кто тебе дал право отдавать подобные распоряжения? – с трудом, но сумел сохранить спокойствие в голосе Глеб Иванович.

– Партия, – на красивом лице Варвары Николаевны промелькнула легкая улыбка, – которая доверила мне данный пост.

– Данный пост занимал Урицкий, – напомнил Бокий, – а я у него был первым помощником. Так что по праву преемственности…

– Насколько мне помнится, революция отменила старорежимные правила. К тому же меня поддержит Москва.

– Но еще не поддержала, – уточнил Бокий, проверяя «зыбкость почвы».

– Всему свое время, – ушла от ответа Яковлева. – Приедет Феликс – поддержит.

«Ну вот, – пронеслось в голове чекиста, – Варька уверена, что Феликс будет на ее стороне. Неужели Ильич дал “добро”? Нет, исключено. Старик терпеть не может, когда ему прекословят. А эта чума столько вылила на него грязи, что такое не забывают. Разве… Разве что Феликс встал на ее сторону? Неужели слухи были небеспочвенны? Самое отвратительное в том, что я ничего не могу сделать. Хотя… Почему? – тут же обожгла новая мысль. – Могу! Правда, только при одном условии. Если Феликс убедится в том, что эта бой-баба не в состоянии управлять такой мощной структурой, как Чрезвычайная комиссия. И я ей помогу. Жаль, конечно, что не получится сегодня встретиться с Канегиссером, дьявол… Столько вопросов к нему. Ну да ничего, подождем».

– Что замолчал, Глеб? – Женщине нравилось ее нынешнее главенствующее положение. Да и Бокий был ей не безразличен. Глеб в сравнении с Зиновьевым, выигрывал, и еще как. Невысокого роста, крепкий, мускулистый, с открытым умным лицом, которое короткая мальчишеская прическа только украшала. Не то что длинные, часто немытые патлы председателя Совета комиссаров. Колючий ершик Бокия возбуждал женщину. Даже сейчас ей жутко хотелось провести по нему ладошкой. – Или язык проглотил?

Варвара Николаевна встала, легким движением руки оправила подол платья.

– Не переживай. Придет время, и ты будешь при власти.

Напрасно, ох, напрасно она произнесла последние слова. Именно они еще более убедили Бокия в принятом решении.

Глеб Иванович качнул головой, после чего неожиданно для Варвары Николаевны резким движением вскинулся, обошел стол, сел на свой стул, выдвинул ящик из тумбы стола, вытянул из него несколько папок с бумагами.

– Извини, Варвара, у меня дел по горло.

– То есть? – Женщина оторопело уставилась на ворох документов. – Ты что, не собираешься ехать на Московскую?

– Нет, – спокойно отозвался Бокий, – насколько помнится, возглавлять операции по подавлению беспорядков, а в данном случае мы имеем именно такой факт, должен председатель ЧК. Лично! А так как я не председатель…

Глеб Иванович развел руками.

Яковлева нервно прикусила нижнюю губку. Она еще не поняла, какую западню ей устроил Глеб Иванович, но интуитивно чувствовала: что-то тут не так. А Бокий, решив ей помочь, продолжил мысль:

– И ответственность за подавление мятежей и беспорядков в городе несет непосредственно он, председатель. Так что, Варвара Николаевна, в данной ситуации могу помочь только одним: дать свой наган. Маузер будет великоват для тебя, а вот револьвер в самый раз.

Красивые глаза Варвары Николаевны оторопело уставились на подчиненного. Такого поворота она никак не ожидала. По ее мнению, достаточно было огласить приказ, как машина сама собой должна была заработать. Полностью. Только с ее корректировкой. А тут…

Яковлевой вдруг стало душно.

Капкан ей устроили отменный. Да уж, тут Бокий отыграл очень красиво. Даже Варька была вынуждена это признать.

Дело в том, что никаких инструкций по поводу того, кто, как и в каких ситуациях должен был действовать, в природе новой республики пока не существовало. Демократия. Революционный порыв. Практически анархия. Поэтому на усмирение всяческих беспорядков выезжали в основном те, кто сам любил побузить и почесать кулаки. Для них это было своеобразным выпусканием пара. Руководить подобной публикой мог только авторитетный человек. И, естественно, никак не баба. Даже Урицкому неоднократно ставилось в вину то, что он подчас при проведении акций не мог контролировать своих людей. Так Моисей был какой-никакой, а все ж мужик. А тут… К тому же на подобные мероприятия в основном выезжала «матросня». А та могла и высмеять, и послать куда подальше. Весь авторитет псу под хвост. И это перед приездом Феликса.

– Глеб, ты же понимаешь…

– Что? – Глеб Иванович даже не оторвал головы от бумаг на столе.

Варвара Николаевна собралась объяснить, но взгляд споткнулся о крепкий затылок чекиста, и слова сами собой застряли в гортани. Продолжать разговор не имело смысла. Поняла: Бокий помогать не станет.

А подчиненный зашуршал бумажками, внимательно просматривая то одну, то другую, будто забыв о том, что он в комнате не один.

– Что ж, Глеб, смотри… – женщина резким движением руки отряхнула подол платья, – как бы не пожалел, – и, не прощаясь, покинула кабинет.

* * *

Аристарх Викентьевич, чтобы хоть как-то скрыть смущение, принялся протирать очки некогда отрезанным от старой портьеры кусочком бархотки. Зрение только начало подводить следователя, а потому оптику мужчина применял крайне редко, в исключительных случаях. Да и то, скорее по причине того, чтобы хоть как-то скрывать свои эмоции.

Первой на допрос из всего семейства Канегиссеров Геллер, как ни странно, вызвал дочь Иоакима Самуиловича, сестру убийцы, Елизавету, или, как ее звали в узком домашнем кругу, Лулу.

Елизавета Иоакимовна не признала Озеровского, расположившегося в дальнем углу слабоосвещенной камеры. Да, собственно, с какой стати она должна была узнавать человека, которого видела всего один раз в жизни и то при трагических обстоятельствах: смерти брата?