Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев Страница 16

— Добрый день, шановное панство! Чем обязан такому неожиданному визиту? — едва сдерживая гнев, спросил сотник и, обернувшись на молодую хозяйку, уже ласково обратился к ней: — Принеси-ка нам, моя люба, еще вина, хлеба и мяса. Устал я с дороги. Да и вы, панове, наверное, приехали к нам в гости с какой-то хорошей вестью.

Хмельницкий вытащил изрубленную кольчугу и бросил ее на стол прямо перед Чаплинским. Затем снял жупан и шапку, расправил усы и сел напротив за стол.

— Так чем обязан визиту столь шановных гостей? — уже окончательно взяв себя в руки, еще раз спросил Богдан. Он не сомневался, что Чаплинский был уверен в его смерти.

— День добрый, пан сотник, — подстароста тоже успел прийти в себя после неожиданного возвращения хозяина, но видно было, что он на ходу придумывает причину своего визита. — Да мы вот прослышали, что полковник Кричевский из дальней поездки к тебе пожаловал. У нас к нему поручение важное от пана Потоцкого. Решили, что здесь его и застанем, да, видно, разминулись мы ненароком.

— Все так, пришлось нам с паном полковником срочно ехать братчиков от нападения татар выручать. Да только в бою один жовнир меня за татарина принял и чуть не ускорил мне встречу с Господом нашим Иисусом Христом, — перекрестившись на образа и указав на кольчугу, поведал гостям Хмельницкий.

Прищурясь, Богдан внимательно наблюдал за Чаплинским и Коморовским — те были явно разочарованы.

— Но Бог миловал, — продолжил он, — моей душе, видно, рано еще к праотцам отправляться. Так что давайте выпьем за мое здоровье, панове. Мотрона, неси нам скорее вина!

Молодая женщина вошла в комнату с кувшином в одной руке и блюдом с едой — в другой. На ее красивом лице царили уверенность и спокойствие. Она неторопливо разлила вино по чаркам, не пролив ни капли, рука ее уже не дрожала.

— Спасибо, люба, ступай, не мешай нашему разговору, — Хмельницкий проводил ее взглядом, но заметил, что Чаплинский жадно смотрит на Мотрону. — Ну что, панове, будем здоровы!

Гости подняли чарки и, произнеся «Будьмо!», осушили их до дна.

— Вижу я, пан сотник, что вы быстро нашли замену покойной жене. Предлагаю выпить за новую хозяйку Суботова! — Чаплинский протянул свою чарку.

Мотрона подошла и снова налила всем вина. От Богдана не укрылось, что дивчине были приятны слова подстаросты. Щеки ее разрумянились, глаза заблестели.

— Ты смотри, пан Коморовский, как Богдан Зиновий ладно устроил свою жизнь. И король его род уважает — вон какой хутор пожаловал: с плодородными землями, ланами да садами. И хозяйка у него молодая да гарная.

— Люди говорят, что она шляхетного роду. Такой красавице не в навозе с холопами и мужицким быдлом пристало жить, а с шляхетным паном по Варшаве в карете в шелках да мехах кататься. Выпьем же за красоту Елены Прекрасной этого Дикого поля! — предложил Коморовский, подняв свою чарку.

Это была еще одна пощечина Хмельницкому. Мало того что Чаплинский непрошеным гостем заявился на его хутор, так он еще и издевается, нахваливая красоту его хозяйки.

Справедливости ради следует сказать, что воспитанница Хмельницкого действительно была необычайно красива и заметно выделялась среди других красавиц не только на хуторе, но, пожалуй, и во всем Диком поле. И хотя мать ее казацкого происхождения, отец Мотроны был из знатного польского рода, поэтому и воспитывал свою единственную любимую дочь как панночку. Пока ее сверстницы возились по хозяйству, няньки да мамки учили Мотрону народным мудростям, а пан окружил доцю учителями, чтобы обучили ее грамоте, языкам и другим наукам.

Но недолго нежилась в отцовской любви Мотрона. После того как батько погиб на войне, тяжко им с матерью пришлось. Имение их было разорено, а сами они чуть ли не в наймы подались. Если б не товарищ покойного отца Богдан Зиновий Хмель, могли бы и умереть в нищете. Хмельницкий же, выполняя последнюю волю погибшего друга, разыскал его семью и забрал на свой хутор. Очень скоро молодая и ладная панночка стала первой помощницей больной жены Богдана. А уж после ее смерти все хозяйство как-то само собой перешло в надежные руки Мотроны.

К тому времени девушка расцвела, как прекрасный степной цветок. Ее высокая, стройная фигура приобрела приятные округлости в необходимых местах, густая каштановая коса спускалась ниже пояса. В отличие от других девушек, которые привыкли к труду под палящим солнцем, кожа у Мотроны была белая как снег, а кисти рук — тонкие и нежные. Но главное, что привлекало в этой шляхтянке, — ее выразительные черные очи, которые как будто насквозь смотрели в душу. Именно эти очи и пленили старого Хмеля, утонувшего в них, как в бездонном колодце.

— За красоту своей хозяйки я выпить не прочь. Тем более что она скоро станет моей законной супругой, — сверля Чаплинского взглядом, произнес Богдан и одним глотком выпил вино.

Услышав эти слова, Мотрона взглянула на Хмельницкого с удивлением и испугом. Никогда раньше он не заговаривал о том, что хочет обвенчаться с ней. Конечно, она благосклонно принимала знаки внимания и подарки уже немолодого вдовца, но относилась к этому скорее как проявлению отеческой заботы. Молодая паненка почитала Богдана как второго отца и была благодарна ему за то, что он вытащил ее из нищеты, приютил и дал кров. Однако как мужчина он никогда ее не интересовал.

Мотрона мечтала, что однажды все же выйдет замуж за пана шляхетного рода, который увезет ее в Варшаву или Краков, ну или хотя бы в Киев, где ее ум и красота будут оценены по достоинству. А хутор казался ей временным прибежищем. Поэтому, услышав похвалы Чаплинского, Мотрона встрепенулась и понадеялась, что слава о ней как о Прекрасной Елене скоро пойдет далеко за пределами Дикого поля, и тогда найдется для нее достойный жених. Но слова Богдана заставили ее встревожиться.

— На все воля Божия! А до свадьбы еще дожить нужно, — ответил, ухмыляясь, подстароста. — Ну что ж, спасибо за радушный прием, пан сотник. Нам уже пора в Черкассы возвращаться, да еще заехать к полковнику Кричевскому в Чигирин надобно, — на том гости вышли из хаты и покинули Суботов.

Как только Чаплинский с Комаровским отбыли, Мотрона принялась убирать со стола. Богдан внимательно смотрел, как ловко она управляется, как грациозны и легки ее движения, как печальны ее бездонные глаза, и все больше понимал, что отпускать от себя такой цветок он не намерен.

— Потом уберешь, Мотрона, присядь со мной рядом. Расскажи, о чем говорили Чаплинский с Комаровским, пока меня не было, зачем они на самом деле приезжали, что тут вынюхивали? — Хмельницкий взял из ее рук пустую чарку, погладил девушку по голове, проведя рукой по всей длине ее косы и чуть задержавшись ниже пояса.

Мотрона покорно приняла эту ласку.

— Не верьте им, пан Богдан, они не за Кричевским сюда приезжали. Чаплинский был уверен, что вас убили. Угрожал детям вашим, что, как только вас похоронят, он разорит и сожжет хутор, а детей ваших заберет себе в холопы. Боюсь я, что его угрозы не пустые слова. Он на все пойдет, чтобы со свету вас сжить, — взволнованно произнесла она.