Delete - Анна Данилова Страница 16

– Людмила Георгиевна, вы можете сейчас говорить? – Марк решил не произносить вслух слова соболезнования, чтобы не вызвать нового взрыва рыданий у несчастной женщины. Она, мать убитой девушки, больше всех заинтересована в том, чтобы поскорее найти убийцу. Поэтому он решил сразу же начать допрос: – Когда вы в последний раз видели свою дочь?

Померанцева закрыла лицо руками и замотала головой.

– Понимаю, что мои слова прозвучат странно… Но я не видела свою дочь давно. Понимаете, она живет с мальчиком, пианистом, Аликом Боном. Они, можно сказать, дети, влюбились, сняли квартиру и стали жить вместе. Моя Леля нигде не работала, не училась, жила… как бабочка… Я не смогла воспитать хорошую, послушную дочь, товарищ следователь. Я – женщина простая, педагогическим наукам не обученная и воспитывала ее по-своему, по-простому. Я много работаю, стараюсь, чтобы у моей дочери все было, но понимаю, что все равно не могу дать ей ничего…

– Вы говорите, она жила с парнем? Кто такой? Как зовут? Где учится?

– Говорю же, Алик Бон. Хороший, положительный мальчик. Заканчивает консерваторию. У него чудесные родители. Понятное дело, что моя дочь им никогда не нравилась. Нет, внешне она, конечно, очень красивая девочка, как кукла, но, кроме красоты, у нее ведь ничего нет… Она и не очень умна. Но Алик любит ее. Лариса Арчибальдовна, мама Алика, хорошая женщина, умная, но она не могла любить мою Лелю. Она же понимала, что Леля не даст возможности Алику заниматься. И я тоже предполагала, что так и будет. Но что мы, взрослые, могли сделать, если они уже приняли решение жить вместе, нашли и сняли квартиру… Я так понимаю, что родители Алика все это время ждали – насколько их хватит, они же понимали, что Алик долго не сможет терпеть Лелю. С ней тяжело, у нее трудный характер, она, как ни тяжело говорить это мне, матери, любит только себя… И пока мы ждали, чем закончится этот… роман, каждый из нас помогал детям, как мог. Родители Алика никогда практически не давали ему денег: покупали и приносили еду, даже проездные талоны. Они понимали, что он все деньги отдаст Леле…

Марк слушал и понимал, что эта женщина давно уже хотела выговориться и рассказать кому-нибудь о своей дочери и той ситуации, в которой она оказалась. И что, рассказывая сейчас об Ольге, она, забыв, что дочь мертва, хочет как бы узнать мнение постороннего человека о том, правильно ли она сделала, что позволила дочери уйти из дома и поселиться со своим парнем в снятой ими (на деньги родителей же) квартире. Ее желание поделиться с кем-то своими проблемами сбылось с большим опозданием, когда и проблемы-то уже не было, как не стало и дочери. Но Померанцева продолжала рассказывать о жизни своей Лели с Аликом, словно дочь была еще жива, а Марк вызвал ее, чтобы допросить именно об этом.

– Значит, вы видели Олю давно. Точно не припомните, когда именно?

– Недели две тому назад, если не больше… Думаю, она бывала дома в мое отсутствие, потому что из банки с манкой исчезли деньги. Не так много, но все равно… Нет, вы не подумайте, Леля их не украла, просто ей очень нужны были деньги… К тому же не забывайте, мы же с ней не чужие, она моя дочь. Единственная…

– Какие отношения были у нее с Аликом?

– Он очень ее любил, а она, думаю, нет. Просто жила с ним, чтобы не скучно было. Что ей делать одной дома? Я целыми днями на работе, а когда мы видимся, я толкаю ее в спину, иди, мол, работать или поступи куда-нибудь, где можно бесплатно учиться. Что так нельзя. Понятное дело, ей это не нравилось. Она, как и всякая красивая девушка, мечтала выйти замуж за богатого мужчину и уехать жить за границу. Алик же ей нужен был скорее как товарищ, понимаете? Когда вы его увидите, сами поймете, что он не подходит для роли мужа. Совсем еще мальчик. Домашний, умненький, конечно, он не пара моей Леле.

– Людмила Георгиевна, у вашей дочери были подруги, друзья, приятели… Вы не могли бы назвать несколько фамилий?

– Да, конечно… Хотя все это было в прошлом. С тех пор, как Леля ушла из дома, я уже не могла контролировать ее… Я не знаю, с кем она, кроме Алика, конечно, еще встречалась. Приятели… Она девушка красивая, за ней ухаживало много молодых людей, да только я и имен-то назвать не могу… не знаю…

– Скажите, если за вашей дочерью ухаживало много молодых людей, почему она выбрала именно Алика? Вы же сами говорите, что он ей не пара.

Померанцева взглянула на Марка как-то уж совсем беззащитно, словно ей было стыдно в чем-то признаваться. И тогда Марк сам спросил ее:

– Быть может, она просто использовала Алика, чтобы уйти из дома? Она жила с ним, избавив себя от необходимости объясняться с вами, отвечать на ваши вопросы, где и с кем она проводит время…

– Я тоже так думала. Ей было удобно жить с Аликом. Вот только он терпел, бедный мальчик… Что, если это он не выдержал и… убил ее? А?! – Она сказала и сразу же, словно испугавшись сказанного, прикрыла рот рукой. – Господи, прости меня!

Померанцева довольно спокойно, словно под действием гипноза или сильнодействующего наркотика, позволившего ей не впадать в истерику, сообщила Марку все, что знала о жизни своей дочери. Выписала из записной книжки имеющиеся там номера ее друзей, подруг, приятелей… Когда она вышла из кабинета, Марк с облегчением вздохнул. Он вдруг понял, что еще час-два – и до бедной женщины дойдет весь трагизм случившегося с ее дочерью, что она осознает наконец, что ее больше нет в живых. Сейчас она просто оглушена горем, к тому же на ее психику не могли не произвести впечатление стены кабинета следователя прокуратуры, как и посещение морга… Она вела себя, вдруг понял Марк, как человек, испытывавший глубокое чувство вины за свою непутевую дочь… Это читалось в ее затравленном взгляде. Быть может, она что-то скрыла? Конечно, скрыла. Она же мать…

Поручив своим людям опросить друзей и знакомых Ольги Померанцевой, Марк позвонил Ларисе Арчибальдовне Бон. Через час они встретились возле дома, где снимали квартиру ее сын с молодой любовницей.

Лариса Бон, довольно-таки молодая еще женщина, выглядела испуганной. Она узнала о смерти подружки своего сына от Марка. Судя по ее виду, она находилась в шоке.

– Я так и знала, что с ней непременно что-нибудь случится, это было написано на ее лице – авантюристка, проходимка, проститутка!

Казалось, смерть Померанцевой открыла ей рот. Марк вдруг представил себе, как она разговаривала прежде с самой Лелей, с ее матерью – вежливо, сдержанно… Теперь же, когда ненавистной ей девки, укравшей у нее сына, не стало, она может говорить обо всем открыто, не стесняясь.

– Мы же встречались с ней буквально на днях… с этой, ее матерью… Меня еще удивило тогда, насколько адекватна эта женщина, насколько прекрасно она владеет ситуацией и понимает все так, как должно. Она и сама сказала мне, что ее дочь моему сыну не пара, я даже почувствовала ее неловкость при встрече со мной, да и с Аликом тоже… Конечно, она стыдилась своей дочери… Все, мы пришли…

Они поднялись на лифте, Бон открыла квартиру.

– Входите, Марк Александрович. Честно говоря, мне все еще не верится, что Лели нет. Я только не представляю, как я скажу об этом сыну? Как он все это воспримет?.. Вы понимаете, мы с мужем согласились на то, чтобы он жил вместе с этой девочкой, только чтобы Алик не страдал. Мы же понимали: если поставим ему ультиматум или просто станем давить на него, он перестанет заниматься, раскиснет. Он такой, я знаю… Но, и живя с ней, он был несчастлив. Она же как ртуть, эта Леля! Сверкающая, неуловимая, быстрая и ядовитая. Доигралась… Вот, смотрите, квартира как квартира. Довольно приличная, чистая, сантехника в полном порядке. Видите, – она распахнула зачем-то холодильник, – Алик опять ничего не ел… Я готовлю, приношу, а он не ест… Переживает. Она же пропала, эта Леля. Сделала ему ручкой, а он не понял. Наверняка променяла на кого-нибудь повзрослее, поопытнее и побогаче.