Пожар Саниры - Эд Данилюк Страница 16

Иногда Наистарейшая вскрикивала невпопад, и женщины умолкали. Замирали немногочисленные зрители, сгрудившиеся у подземного круга. Оглядывались и люди, стоявшие в очереди. В такие моменты слышался только треск тринадцати костров, и от этого становилось ещё страшнее.

Богини скользили над головами людей, слушали разговоры, прикасались к тревожно бьющимся сердцам. Их бестелесные фигуры то становились плотнее, проступая сгустками темноты, то расплывались над холмом и речной долиной, растворяясь друг в друге. Их желания проскакивали чёрными молниями в воздухе, змеились в земле, закручивались невидимыми водоворотами в Реке. Главные среди них, две сестры, были повсюду. Всё живущее и не живущее находилось на лоне богини-Земли. Над миром нависало лицо богини-Небо. Её иное лицо сейчас рассматривало какой-то другой мир, о котором никто из людей ничего не знал. И в то же время сёстры витали рядом с каждым из людей, струились сквозь них, проникали в каждую голову, заглядывали в глаза. При том, что в этот же момент они сидели на своём троне и беседовали с Наистарейшей…

Санира силился избавиться от ощущения благоговейного ужаса. Он говорил себе, что ещё ни разу через открытые круги не вырывалось в мир земной неведомое зло мира небесного, что ещё никто не сошёл с ума, находясь так далеко от тринадцати ритуальных костров, что, в общем-то, сам обряд общения с сёстрами-богинями его никак не касается.

Легче от этого не становилось. Санире невыносимо хотелось сделать хоть что-нибудь, отогнать зло иного мира. И ещё он мучительно боялся, что как-то выдаст окружающим свой страх…

– У меня всё из рук валится, – жаловалась какая-то женщина впереди.

– Гнев богинь, – качала головой её собеседница.

Они помолчали, глядя на Наистарейшую.

– Если ей не удастся упросить…

Субеди всё так же раскачивалась из стороны в сторону. Густые клубы дыма окутывали её. Рядом стояла чаша с тайным напитком, теперь уже пустая.

– Гарола приходил… – одна из женщин отвернулась от костров и, недовольно поглядывая на слишком приблизившегося Саниру, стала что-то нашёптывать подруге на ухо.

Юноша сделал пару шагов назад, показывая всем своим видом, что бабские сплетни его не интересуют. Он и сам сегодня говорил с вождём Города. Причём дважды!

Санира, придавленный величием вождя, во время вечерней встречи по большей части смущённо молчал, иногда кивал или мотал головой. И всё же, странным образом, старший стражник, задавая простые вопросы, часто внезапные, иногда повторяющиеся, но совершенно простые, сумел вытянуть из него всё – не только про таинственного мужчину, бродившего по Городу в одеждах Наистарейшей ночью, не только про напавшего на Саниру лиходея, но и обо всём, что случилось во время пожара. Его заинтересовала даже история о том, как Санира и Ленари спаслись из огня, и он спрашивал о ней снова и снова…

Из темноты с охапкой хвороста вынырнул Нимата. Быть членом дома Наистарейшей трудно. Юноша был одним из первых, кто сразу после жриц прошёл обряд очищения. Теперь он вместе с ещё несколькими помощниками поддерживал огонь в священных кострах. Впрочем, Нимата делал это гордо, с выпрямленной спиной и вознесённой головой. На нём была свежая, чистая и сухая одежда – ритуал не запрещал переодеваться после окунания в Реку.

Уложив хворост на землю, Нимата повернулся, медленно и серьёзно кивнул Санире и со всей возможной торжественностью растворился в темноте.

Чуть поодаль стояло множество странников. Обряд очищения их не касался, они не были жителями Города, но любопытство всё равно пригнало их сюда.

Текура наслаждался происходящим. Он похлопывал себя ладонями по бокам, вертелся на месте, охал, ахал, что-то беспрерывно говорил своей женщине, которая была выше него и выглядела, как это ни удивительно, гораздо воинственнее. Глаза её сверкали.

В другой группке купцов выделялся жилистый мужчина, страшный, как сам бог-Змей. Его многочисленные люди тихо переговаривались между собой, он же хранил ледяное молчание и неотрывно глядел на Наистарейшую. В отблеске костров он казался могучим дубом, обретшим облик человека. Он приходил с товарами в Город в прошлое и позапрошлое лето, но Санира не знал его имени.

Последняя шайка состояла из пятерых, включая Корики. Впрочем, ни её, ни её брата нигде видно не было, здесь присутствовало только трое. Эта ватага пришла в Город впервые. Их предводитель был молодым, пожалуй, слишком молодым для того, чтобы вести за собой в полные опасностей походы людей, однако в нём чувствовалась такая решительность, целеустремлённость и готовность к жестокости, что пространство вокруг него как бы расширялось, а сам он казался выше и старше.

Это был Десуна, нынешняя любовь Такипи. И что только она в нём нашла? Нет, правда, что?

– Какой симпатичный! – донёсся до Саниры голос за спиной.

Юноша, зардевшись, обернулся. И покраснел ещё больше. Говорили не о нём. Несколько несмышлёных девчонок, едва достававших Санире до носа, шушукались между собой, поглядывая на молодого купца. Они были мокрыми, как и все вокруг. У обеих в волосах были сдвоенные трубки. Немыслимо, но женщины проходят обряд взросления на много лет раньше мужчин…

Одна из девушек повернула голову, поймала взгляд Саниры и тут же прыснула со смеху. Смеялась она ехидненько, с издёвкой. Её подружка обернулась, увидела смущение юноши и присоединилась к смеху.

Санира сделал вид, что его интересует только то, что происходит впереди, у костра. Однако напряжённая спина выдавала, что он всё слышит.

Девушки продолжали шушукаться и хихикать.

Санира, позабыв о желании держаться подальше от своего дома, выбрался из очереди и подошёл к Ленари.

– Без нас стало скучно? – спросила Чивати.

Сёстры-богини! Она тоже говорила ехидно, с издёвкой. Интонации были невероятно похожи. Способность так разговаривать, что, даётся им от рождения?

Ленари оглянулась, увидела Саниру, тепло улыбнулась и попыталась потрепать по голове. Юноша шарахнулся в сторону, и бабушка, хмыкнув, убрала руку.

– А он откуда взялся? – возмутилась одна из женщин в очереди. – Иди на своё место!

– Это мой внук, – ответила Ленари, проталкивая юношу перед собой.

Сзади послышалось ворчание, но недовольство пошло на убыль.

Время шло; очередь медленно продвигалась вперёд. Говорили о пожаре.

– За что же богини так прогневались на нас? – вопрошала одна женщина.

– А я скажу тебе, за что… – отвечала другая.

Дальше следовал длинный перечень обычных человеческих злодеяний – падение морали, забвение богинь, всеобщая лень, непослушание молодых. Вон, даже дети стали без очереди лезть, а главы домов их покрывают.

Женщины продолжали свой разговор, навевая на Саниру тоску.

Наконец он оказался около жертвенного костра. К этому моменту юноша в своей мокрой одежде совсем продрог, и пальцы его, когда он протянул руку, тряслись от холода. Хорави ножом отхватила от жарившейся здесь туши жертвенного барана кусочек мяса.